Больничные стены казались Марине все теснее с каждым днем. Бледно-зеленая краска, отслаивающаяся местами, стала настолько привычной, что она могла бы нарисовать каждую трещинку с закрытыми глазами. Запах хлорки и лекарств теперь был роднее аромата собственных духов, которыми она когда-то так любила пользоваться. Марина перевернулась на бок, морщась от боли в исколотых венах. Капельница тихо отсчитывала секунды ее жизни, вливая очередную порцию химиотерапии. Волосы, когда-то густые и каштановые, теперь почти полностью выпали. Она помнила, как плакала, когда нашла на подушке первый клок. Теперь она только равнодушно смахивала оставшиеся пряди с больничной простыни.
«19 дней», — прошептала она, глядя на настенный календарь, где красным маркером была обведена дата операции. «19 дней, и все закончится. Так или иначе». Звук открывающейся двери прервал ее размышления. Игорь, ее муж, вошел с пакетом апельсинов и натянутой улыбкой. Когда-то, пять лет назад, эта улыбка заставляла ее сердце биться чаще. Той весной они познакомились на корпоративе: она работала бухгалтером, он — перспективным менеджером в том же банке. Высокий, с темными вьющимися волосами и ямочками на щеках, Игорь казался ей идеальным. Внимательный, щедрый, с хорошим чувством юмора — все, о чем может мечтать девушка. Свадьбу сыграли через год. Марина до сих пор помнила свои наивные мечты о большой дружной семье, о детях, о доме, полном смеха. О том, как они с Игорем будут встречать старость, сидя в креслах-качалках на веранде загородного дома. Тогда она еще не знала Тамару Петровну настолько хорошо, чтобы понять: ее мечтам не суждено сбыться.
«Как ты сегодня?» — Игорь присел на край кровати, неловко поглаживая ее руку. В его глазах читалась смесь жалости и усталости. Последние полгода вымотали их обоих. «Лучше, чем вчера», — солгала Марина. На самом деле ее тошнило весь день, а головная боль была такой сильной, что даже слабый свет из окна казался невыносимым. Но зачем нагружать его этими подробностями? Он и так выглядел измотанным. «Я принес твои любимые», — он кивнул на апельсины. «Спасибо», — она попыталась улыбнуться. «Положи их там, потом почищу». Игорь кивнул и некоторое время молчал, перебирая пальцами складки больничного одеяла.
«Мама спрашивала о тебе». Марина сжала губы. Конечно, спрашивала. Тамара Петровна всегда спрашивала. Только вопросы ее звучали примерно так: «Ну что, долго еще наш Игорек будет мучиться с этой больной? Или, может, подыщем ему пока кого-нибудь поздоровее, чтобы дом вела, пока эта лечится?» С первого дня знакомства свекровь дала понять, что Марина — не та невестка, о которой она мечтала для своего драгоценного сыночка. Сначала были замечания о том, что Марина слишком худая и не сможет родить здоровых детей. Потом начались придирки к ее готовке, уборке, одежде, манере говорить. А когда поставили диагноз, Тамара Петровна и вовсе перестала скрывать свое отношение. «Онкология — это приговор», — безапелляционно заявила она, когда Игорь сообщил ей новость. «Мой Игорек еще молодой, красивый мужчина. Ему нужна здоровая жена, а не это недоразумение».
«Что ты ей ответил?» — спросила Марина, уже зная ответ. «Ну, сказал, что тебе немного лучше», — Игорь отвел взгляд. «Она хочет навестить тебя завтра. Я сказал, что ты будешь рада». Марина закрыла глаза, сдерживая подступающие слезы. «Рада» — это последнее слово, которым можно было описать ее чувства от предстоящего визита Тамары Петровны. «Конечно», — выдавила она. «Пусть приходит». Был момент, когда она надеялась, что болезнь смягчит свекровь, пробудит в ней сочувствие, может быть, даже приязнь. Но диагноз только укрепил Тамару Петровну во мнении, что ее сын совершил ошибку, женившись на Марине.
«Ты не думай», — неловко начал Игорь. «Мама просто беспокоится. По-своему. Ты же знаешь, какая она». «О да», — Марина знала. Знала слишком хорошо. «Кстати, на работе все передают тебе привет», — быстро сменил тему Игорь. «Лида из бухгалтерии организовала сбор. Уже почти 800 тысяч собрали». Эта новость немного согрела сердце Марины. После того как она ушла на больничный, коллеги не забыли о ней. Регулярно звонили, присылали сообщения, а теперь вот и деньги собирали. Когда выяснилось, что операцию придется делать в частной клинике, а стоит она 3 миллиона, Марина впала в отчаяние. Их сбережений едва хватало на десятую часть суммы. Но постепенно деньги начали собираться. Кто-то давал 5 тысяч, кто-то 50. Друзья скинулись, родители Марины отдали все свои накопления.
«Это… это прекрасно». Она сжала руку мужа. «Значит, у нас уже больше двух миллионов?» Игорь кивнул. «Два миллиона сто пятьдесят тысяч. Колин папа перевел 100 тысяч вчера». Коля был их школьным другом. Когда узнал о диагнозе Марины, сразу предложил помощь, несмотря на то, что они не общались несколько лет. «Мы успеем собрать всю сумму до операции», — уверенно сказал Игорь. «Я попросил аванс на работе, и еще кредит можно будет взять, если что». Марина кивнула, чувствуя, как в груди разрастается тепло. Несмотря ни на что, люди помогали. Чужие, почти забытые, далекие — они переводили деньги, писали слова поддержки, молились за нее. Это давало силы бороться дальше….
«Скоро все закончится», — прошептала она, глядя в окно на сереющее февральское небо. «Девятнадцать дней, и я смогу начать новую жизнь». Игорь неопределенно хмыкнул и снова отвел взгляд. В последнее время он часто так делал, словно не мог смотреть ей в глаза. Марина списывала это на усталость, на страх, на тяжесть ситуации. Она не могла знать, что в голове ее мужа уже зрел план, который перевернет всю ее жизнь. И не к лучшему.
Следующий день принес визит Тамары Петровны. Она ворвалась в палату, словно ураган, в новой шубе, с ярким макияжем и свежей укладкой, громко цокая каблуками по больничному линолеуму. «Маришка!» — голос свекрови разносился, наверное, по всему этажу. «Я к тебе! Гляди, что принесла». Она водрузила на тумбочку огромный пакет с фруктами, такими же, какие вчера принес Игорь, только в пять раз больше. Марина мысленно вздохнула. Этот жест не был проявлением заботы, это была демонстрация: смотри, я лучше знаю, что нужно делать. Мой сын приносит тебе жалкий пакетик, а я — целую гору. Я лучшая!
«Здравствуйте, Тамара Петровна», — тихо ответила Марина, стараясь сохранять спокойствие. «Спасибо за фрукты, но мне столько не съесть». «Не съешь — соседкам отдашь», — отмахнулась свекровь, плюхаясь на стул рядом с кроватью. От нее резко пахло духами — запах, который Марина с детства ассоциировала с пожилыми учительницами. «Как ты тут? Выглядишь, конечно…» Она сделала паузу, оглядывая невестку с ног до головы. «Не очень. Но ничего, это все пройдет. Или не пройдет». Последние слова она произнесла так тихо, что Марина почти не расслышала. Почти.
«Врачи говорят, что прогноз благоприятный», — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. «После операции шансы на полное восстановление очень высокие». «Ой, да что эти врачи понимают!» — Тамара Петровна всплеснула руками. «Моя кума Валентина тоже лечилась-лечилась, а потом — бац! И на тот свет! А деньжищ сколько потратили? Весь бизнес мужа разорили на лекарства американские». Марина сжала зубы. Она знала этот прием: запугивания, попытки подорвать ее веру в выздоровление. Почему? Зачем свекрови это нужно? Может быть, она действительно считает, что спасает сына от бессмысленных трат? Или причина глубже — она просто не хочет, чтобы Марина выздоровела?
«У каждого своя ситуация», — дипломатично ответила Марина. «Мой случай врачи считают операбельным». «Да-да, конечно», — свекровь снова махнула рукой. «Ты борись, борись. А Игорек мой совсем извелся. Похудел, осунулся. Вчера пришел ко мне, поплакался. Говорит: мама, сил моих больше нет. На работе — нервы, дома — пусто, в больнице — страшно». Марина закрыла глаза. Игорь никогда не говорил ей таких слов. Он всегда был поддерживающим, уверенным, что все будет хорошо. Неужели он действительно сказал это своей матери? Или она выдумывает, чтобы причинить боль?
«Игорь справляется», — твердо сказала Марина. «Он сильный». «Конечно, сильный. Весь в меня». Тамара Петровна гордо выпрямилась. «Я его одна вырастила, без мужа, ты знаешь. Игорек — моя единственная радость в жизни. Я для него все сделаю, все. И не позволю, чтобы его молодость прошла в больничных коридорах». Последнюю фразу она произнесла с нажимом, глядя прямо в глаза Марине. Это был не просто упрек, это было предупреждение.
«Мое лечение не навсегда», — тихо возразила Марина. «Еще несколько недель, и все будет позади». «А если нет?» — свекровь наклонилась ближе. От запаха ее духов у Марины закружилась голова. «Если затянется на годы? Если ты так и будешь привязывать его к больничной койке? Мой сын заслуживает счастья, понимаешь? Настоящего счастья, с здоровой женой, с детьми. А не… это». Она обвела рукой палату, словно подчеркивая всю безнадежность ситуации.
«Мы с Игорем сами разберемся в нашей жизни». Марина почувствовала, как к горлу подступает комок. «Я ценю вашу заботу о сыне, но…» «Да при чем тут забота?» — перебила ее Тамара Петровна. «Я о фактах говорю. Ты больна. Серьезно больна. А мой Игорек молод, красив, перспективен. Вы даже детей не успели завести, слава богу». Она не закончила фразу, но смысл был ясен: так что ты можешь уйти в любой момент, и ничто не будет связывать моего сына с тобой.
Марина почувствовала, как по щеке покатилась слеза. Она быстро вытерла ее, не желая показывать свою слабость перед этой женщиной. «Я люблю вашего сына», — просто сказала она. «И верю, что он любит меня. Мы справимся». Тамара Петровна фыркнула. «Любовь. Это все романтические бредни. Любовь проходит, деточка, особенно когда один партнер становится обузой для другого». Она встала, поправляя воротник шубы. «Ладно, мне пора. Береги себя. И… подумай о том, что я сказала»…
Когда за свекровью закрылась дверь, Марина наконец позволила себе разрыдаться. Слезы лились безостановочно, смывая остатки сил и надежды. Каждый визит Тамары Петровны был как сеанс психологического садизма. И самое страшное — часть ее боялась, что свекровь права. Что она действительно стала обузой для Игоря, что он мог бы быть счастливее с кем-то другим, здоровым и полным сил. «Еще девятнадцать дней», — напомнила она себе, глядя на календарь. «Девятнадцать дней, и я вернусь к полноценной жизни. Мы переживали бури раньше, переживем и сейчас». Она не знала, что самая страшная буря еще впереди. И что тучи над ее жизнью уже сгущаются благодаря стараниям женщины, которая только что вышла из ее палаты.
Календарь в палате Марины превратился в объект почти религиозного поклонения. Каждое утро она вычеркивала еще один день, приближающий ее к операции. Четырнадцать дней. Тринадцать. Двенадцать. С каждой зачеркнутой датой ее настроение улучшалось, несмотря на изматывающие сеансы химиотерапии. «Вы стали лучше выглядеть», — заметила медсестра Анна, меняя капельницу. «Глаза блестят, щеки порозовели». «Надежда творит чудеса», — улыбнулась Марина. «Осталось меньше двух недель». «И будем праздновать ваше возвращение к нормальной жизни», — подмигнула Анна. «Пирог испеку. Только вернитесь потом, похвастаться результатами».
Марина кивнула. За последние месяцы больничный персонал стал для нее чем-то вроде второй семьи. Анна, немолодая медсестра с добрыми глазами, особенно. Она всегда находила время поговорить, поддержать, рассказать забавную историю из больничной жизни. В отличие от собственной свекрови, которая воспринимала болезнь Марины как личное оскорбление. «Я не просто вернусь», — сказала Марина. «Я приеду с тортом и шампанским. Для всех, кто помог мне выжить». Анна улыбнулась и поправила подушку. «Договорились. А теперь отдыхайте, силы вам еще понадобятся».
Марина послушно закрыла глаза, но не для того, чтобы заснуть. В голове крутились планы на будущее: вернуться на работу, может быть, сменить квартиру на что-то более просторное, возможно, завести ребенка. Болезнь многое изменила в ее восприятии. Раньше она откладывала важные решения, думая, что впереди вечность. Теперь понимала: жизнь может оборваться в любой момент, и нужно успеть воплотить свои мечты, пока есть возможность.
Телефон завибрировал — пришло сообщение от подруги Светы: «Марин, мы с девчонками собрали еще 120 тысяч. Куда перевести?» Новость согрела сердце. Счет приближался к заветным 3 миллионам. Марина быстро отправила реквизиты специального счета, который они с Игорем открыли для сбора средств на операцию, и добавила: «Спасибо вам огромное. Я никогда этого не забуду». Еще несколько сообщений пришло от коллег: они интересовались здоровьем, сообщали офисные новости, обещали навестить на выходных. Марина отвечала всем, чувствуя прилив благодарности. Она и не подозревала, что столько людей беспокоятся о ней.
Последним открылось сообщение от Игоря: «Задержусь сегодня, совещание. Люблю, целую». Короткое, почти формальное. В последнее время он стал отстраненным, чаще задерживался на работе, а во время визитов в больницу выглядел уставшим и рассеянным. Марина списывала это на стресс: ему приходилось разрываться между работой, больницей и домашними делами. А еще постоянное давление Тамары Петровны, которая наверняка не упускала случая напомнить о своем отношении к сложившейся ситуации. «Скоро все наладится», — мысленно пообещала себе Марина. «Мы пройдем через это и станем только сильнее».
Игорь сидел в машине, припаркованной у дома матери, и смотрел на экран телефона. Сообщение от жены: «Хорошо, любимый. Буду ждать вечером». Он выключил телефон и глубоко вздохнул. Никакого совещания не было. Он соврал, чтобы выиграть время. Время для… чего? Для разговора с матерью, который он откладывал несколько дней.
Тамара Петровна жила в старом доме, в центре города. Квартира, доставшаяся ей от родителей, была большой и неуютной, с высокими потолками и тяжелой советской мебелью. Игорь вырос здесь, среди этих массивных шкафов и пыльных портьер, под неусыпным контролем матери, которая после ухода отца сосредоточила всю свою энергию на единственном сыне. Он помнил, как она проверяла его домашние задания, как выбирала, с кем ему дружить, как заставляла носить одежду, которую считала подходящей. В детстве это казалось заботой, в подростковом возрасте вызывало протест, а к 20 годам превратилось в привычку — позволять матери управлять его жизнью.
Даже женитьба на Марине вопреки желанию Тамары Петровны была не столько актом независимости, сколько временным помрачением рассудка, как он сам иногда думал. Марина была красивой, умной, заботливой — полной противоположностью его властной матери. Рядом с ней он чувствовал себя сильным, уверенным мужчиной, а не вечным маменькиным сыночком. Их брак был счастливым первые три года. Потом начались конфликты с Тамарой Петровной, которая не упускала случая напомнить сыну: «Эта твоя не умеет готовить борщ, не так гладит рубашки, недостаточно почтительна к свекрови». Игорь оказался между двух огней: женой, которая просила защитить ее от нападок свекрови, и матерью, которая обвиняла его в предательстве. А потом пришла болезнь Марины, и все стало еще сложнее…
Игорь наконец собрался с духом, вышел из машины и поднялся на третий этаж. Дверь распахнулась, как только он позвонил: Тамара Петровна, словно зная, что сын приедет, ждала его у порога. «Игоречек!» — она раскрыла объятия. «Проходи скорее, я пирожки с капустой испекла, твои любимые». В квартире пахло выпечкой и ванилью. Этот запах всегда ассоциировался у Игоря с детством. Мать часто пекла, чтобы порадовать его. Но этот приторно-сладкий аромат, как и многое другое, имел двойное дно: забота с привкусом контроля.
«Мам, нам нужно поговорить», — сказал Игорь, проходя на кухню. «Конечно, сыночек», — она засуетилась, доставая чашки. «Чай будешь? Или кофе?» «Ничего не буду», — он сел за стол, собираясь с мыслями. «Это насчет твоего юбилея». Лицо Тамары Петровны просияло. «Ах, юбилей! 60 лет — это не шутка, знаешь ли! Я уже составила список гостей, человек сто получается. Конечно, ресторан нужно заказать хороший, чтобы с видом на реку. “Ривьера” или “Причал”, что думаешь?»
Игорь закрыл глаза, чувствуя, как начинает пульсировать вена на виске. «Мама, послушай. У нас сейчас нет денег на пышное празднование. Все сбережения уходят на лечение Марины, сама знаешь. Может, отметим скромно, дома? Или отложим до лучших времен?» Улыбка медленно сползла с лица Тамары Петровны. Ее взгляд стал холодным и колючим. «Отложим?» — переспросила она. «Ты предлагаешь отложить мой юбилей, который бывает раз в жизни, из-за… нее?» Она никогда не называла Марину по имени в разговорах с сыном. Всегда только «она», «твоя» или, в лучшем случае, «твоя жена». Словно отказывалась признавать в невестке живого человека.
«Не из-за нее, мама», — устало возразил Игорь. «Из-за обстоятельств. У Марины рак, ей нужна операция. Это вопрос жизни и смерти». «А моя жизнь, значит, ничего не стоит?» — голос Тамары Петровны задрожал. «Я растила тебя, жертвовала всем ради тебя. А теперь, когда мне нужно немного внимания, немного праздника перед старостью, ты предлагаешь мне отложить?» Она театрально прижала руку к груди, и Игорь невольно поморщился. Эти драматические жесты он видел всю жизнь — каждый раз, когда мать не получала желаемого.
«Я не говорю, что не будет праздника», — попытался он смягчить ситуацию. «Просто сейчас не лучшее время для…» «Для чего? Для того, чтобы уважить мать?» — перебила его Тамара Петровна. «Скажи честно, Игорь, это она тебя настраивает? Она сказала, что деньги нельзя тратить на юбилей старухи-матери?» «Марина даже не знает, что я здесь», — Игорь потер виски. «Это мое решение, мама».
«Твое?» — Тамара Петровна горько усмехнулась. «С каких пор у тебя появились свои решения? Ты всегда был маминым мальчиком, всегда делал, как я говорю. А потом появилась она, и все изменилось. Даже болеть умудрилась специально, чтобы привязать тебя к себе еще крепче». «Мама!» — Игорь повысил голос. «Никто не выбирает болеть раком. Это несправедливо — обвинять Марину». «Несправедливо?» — Тамара Петровна встала, упирая руки в бока. «Знаешь, что несправедливо? То, что мой единственный сын предпочитает какую-то бухгалтершу своей родной матери. То, что я проживу свой юбилей в одиночестве, пока ты будешь у постели этой… этой!»
Она не закончила фразу, но в этот момент ее лицо исказилось, она схватилась за грудь и тяжело осела на стул. «Мама!» — Игорь вскочил, испуганно глядя на побледневшее лицо Тамары Петровны. «Что с тобой? Сердце? Таблетки где?» «В сумочке», — прошептала она, указывая дрожащей рукой на сумку, висевшую на спинке стула. Игорь бросился к сумке, лихорадочно перебирая содержимое, пока не нашел маленькую коробочку с нитроглицерином. Он вытряхнул таблетку на ладонь матери. «Под язык, быстро!» Тамара Петровна послушно положила таблетку под язык и закрыла глаза. Несколько минут они сидели в тишине: она, постепенно приходя в себя, и он, держа ее за руку и чувствуя, как холодный пот стекает по спине…
«Лучше?» — спросил он, когда ее дыхание стало ровнее. «Немного», — слабо кивнула она. «Видишь, до чего ты меня довел? Хочешь, чтобы мать умерла раньше времени?» Игорь почувствовал укол вины. Возможно, он действительно был слишком резок. Мать не молода, у нее проблемы с сердцем. Возможно, этот юбилей действительно так важен для нее.
«Мама, я не хотел тебя расстраивать», — он погладил ее по плечу. «Просто ситуация сложная». «Ситуация всегда сложная, сынок», — Тамара Петровна слабо улыбнулась. «Но семья — это главное. Я твоя семья, Игорек. Я всегда буду рядом, что бы ни случилось. А она?» Она сделала паузу. «Она может и не выкарабкаться, ты же понимаешь. И что тогда? Останешься один, никому не нужный».
Игорь хотел возразить, сказать, что Марина обязательно поправится, что они будут вместе долгие годы. Но слова застряли в горле. Потому что где-то глубоко в душе жил страх: а что, если мать права? Что, если все деньги, все усилия, все это напряжение окажутся напрасными? Что, если он останется вдовцом в 30 лет? «Я не говорю, что нужно ее бросить, упаси боже!» — словно прочитав его мысли, продолжила Тамара Петровна. «Но моя жизнь тоже имеет значение, сынок. И мой юбилей. Единственный раз, когда я прошу что-то для себя».
Она снова схватилась за сердце, и Игорь испуганно подался вперед. «Все-все, мама, не волнуйся», — поспешно сказал он. «Будет тебе юбилей. Я что-нибудь придумаю». Лицо Тамары Петровны просветлело. «Правда?» — она посмотрела на него почти детскими глазами, полными надежды. «Ты устроишь мне праздник? Такой, как я мечтала?» Игорь кивнул, не совсем понимая, на что соглашается, но готовый на все, лишь бы не видеть мать в таком состоянии. «Да, мама. Обещаю».
Она порывисто обняла его, прижимая к своей груди, как в детстве. «Мой хороший мальчик», — прошептала она. «Я знала, что ты не оставишь мать». А в голове Игоря уже крутились лихорадочные мысли: где взять деньги на пышный праздник? Занять? У кого? Все друзья и так вложились в лечение Марины. Продать что-то? Но что у них осталось ценного? Машина нужна, чтобы возить жену в больницу. Квартира — единственное жилье. И тогда в его сознании мелькнула мысль, от которой он сам ужаснулся. Мысль о банковском счете, на котором лежали почти три миллиона, собранные на операцию Марины. «Нет, это невозможно», — тут же одернул он себя. Это деньги на спасение жизни. Я не могу.
«О чем задумался, сынок?» — Тамара Петровна уже суетилась у плиты, словно и не было сердечного приступа минуту назад. «Пирожки остывают, давай к столу. Расскажешь, какой ресторан выберем». И Игорь сел за стол, механически жуя пирожок, который почему-то казался безвкусным, несмотря на знакомый с детства рецепт. А в голове продолжала пульсировать та страшная мысль, которая теперь, с каждой минутой, проведенной в этой квартире, с каждым взглядом матери, казалась все менее невозможной.
Прошло три дня. Марина чувствовала себя лучше: последний курс химиотерапии подходил к концу, и впереди маячила операция, которая должна была избавить ее от болезни раз и навсегда. Настроение было приподнятым, несмотря на физическую слабость. Она листала ленту в социальных сетях, когда дверь палаты открылась, и вошел Игорь. Что-то в его взгляде заставило ее напрячься: он выглядел не просто уставшим, а каким-то потерянным. Словно человек, принявший решение, о котором заранее жалеет.
«Привет», — он поцеловал ее в щеку и сел рядом. «Как ты?» «Лучше», — она улыбнулась. «Врач сказал, что анализы улучшились. Девять дней до операции». Игорь кивнул, но как-то рассеянно, словно мыслями был где-то далеко. «Это… это хорошо», — он провел рукой по волосам. «Слушай, нам нужно поговорить». Марина почувствовала, как сердце пропустило удар. Эта фраза никогда не предвещала ничего хорошего.
«О чем?» — спросила она, стараясь сохранять спокойствие. Игорь вздохнул, не глядя ей в глаза. «Понимаешь, у мамы скоро юбилей. 60 лет, серьезная дата». «Да, я помню», — кивнула Марина. «Мы говорили об этом. Ты хотел устроить семейный ужин, когда я выпишусь». «Дело в том», — Игорь сделал паузу, — «что мама очень расстроена. Она мечтала о настоящем празднике, с гостями, в ресторане. Говорит, что 60 лет бывает только раз в жизни».
Марина нахмурилась. «Конечно, юбилей — важное событие. Но сейчас не самое подходящее время для масштабных празднований, ты сам понимаешь. У нас каждая копейка на счету». Игорь помолчал, теребя край больничного одеяла. «Я обещал ей», — наконец выдавил он. «Обещал, что будет праздник». «Что значит обещал?» — Марина приподнялась на локтях. «Игорь, у нас нет лишних денег. Все, что мы собрали, нужно на операцию».
«Я знаю», — он вскочил и прошелся по палате. «Думаешь, я не понимаю? Но ты не видела ее лицо, Марина. Она плакала, у нее сердечный приступ случился прямо при мне. Я испугался, что она умрет там же, на кухне». Марина почувствовала укол ревности и тут же устыдилась этого чувства. Конечно, Игорь беспокоится о матери. Это нормально. Но что-то в его голосе, в его поведении заставляло ее нервничать. «Мы можем устроить скромный праздник», — предложила она. «Без ресторана, без размаха. Просто семья, торт, подарок»…
«Ты не понимаешь», — Игорь покачал головой. «Для нее это принципиально важно. Показать всем, что у нее все хорошо, что сын не забыл. Она уже разослала приглашения, представляешь?» «Без твоего согласия?» — Марина почувствовала, как к горлу подступает комок. «Игорь, что происходит? Ты что-то не договариваешь». Он остановился у окна, спиной к ней, и несколько секунд молчал. Потом медленно повернулся, и в его глазах Марина увидела то, что испугало ее до глубины души: решимость человека, готового сделать что-то ужасное.
«Я снял деньги со счета», — тихо сказал он. «Три миллиона. Для маминого юбилея». Мир вокруг Марины словно остановился. В ушах зазвенело, перед глазами поплыли темные пятна. Ей показалось, что она ослышалась. «Что? Что ты сказал?» — прошептала она пересохшими губами. «Я заплатил за ресторан “Ривьера”, за банкет на 100 человек», — Игорь говорил быстро, словно боясь, что не сможет закончить. «Заказал артистов, фейерверк. Купил маме колье с бриллиантами, о котором она давно мечтала. Она так счастлива, ты бы видела».
«Ты взял деньги, собранные на мою операцию», — Марина произнесла это не как вопрос, а как утверждение, пытаясь осознать чудовищность происходящего. «Деньги, которые люди собирали, чтобы спасти мне жизнь. Ты потратил их на юбилей своей матери». «Я все верну», — лицо Игоря исказилось. «Возьму кредит, буду работать сверхурочно. Операцию можно отложить на пару месяцев, врач говорил, что нет критической срочности».
Марина почувствовала, как внутри нее что-то оборвалось. Словно последняя ниточка, связывавшая ее с этим человеком, лопнула с оглушительным звоном. «Уйди», — тихо сказала она. «Просто уйди». «Марина, пожалуйста», — он шагнул к ней. «Ты должна понять. Мама…» «Я сказала, уйди!» — она почти закричала, чувствуя, как по щекам текут слезы. «Я не хочу тебя видеть. Никогда».
Игорь замер, беспомощно опустив руки. «Ты не понимаешь, что я чувствую», — пробормотал он. «Я между двух огней. Мама и ты. Я не мог поступить иначе». «Нет», — покачала головой Марина. «Ты мог. Ты должен был защитить меня, свою жену. Но ты выбрал. И это не я».
В этот момент дверь палаты открылась, и на пороге появилась медсестра Анна. Она мгновенно оценила ситуацию: заплаканную Марину, бледного Игоря. «Что здесь происходит?» — строго спросила она. «Вы расстраиваете пациентку. Ей нельзя волноваться». «Он уже уходит», — глухо сказала Марина, отворачиваясь к стене. «Навсегда». Игорь хотел что-то сказать, но под суровым взглядом Анны лишь покачал головой и направился к выходу. У двери он остановился. «Я люблю тебя», — сказал он. «И я все исправлю, обещаю». Марина не ответила. Она не могла поверить, что человек, которому она доверяла свою жизнь, предал ее самым страшным образом. В этот момент она поняла, что ее борьба только начинается. И теперь она будет сражаться не только с болезнью, но и с предательством самого близкого человека.
Когда за Игорем закрылась дверь, она наконец позволила себе разрыдаться в полный голос. Тамара Петровна кружилась перед зеркалом, любуясь своим отражением. Темно-синее вечернее платье, расшитое серебряными нитями, стоимостью 200 тысяч, идеально подчеркивало ее все еще стройную для своих лет фигуру. На шее переливалось бриллиантовое колье — подарок сына, о котором она мечтала долгие годы. «Ну как я тебе, Игорек?» — она повернулась к сыну, который сидел в кресле с потухшим взглядом. «Настоящая королева, правда?» Игорь рассеянно кивнул, не поднимая глаз.
Последние пять дней он жил как в тумане. После разговора с Мариной он не находил себе места. Несколько раз пытался позвонить ей, но она не брала трубку. Приходил в больницу, но его не пускали. Медсестра Анна стояла на страже, как верный цербер, а врач намекнул, что состояние пациентки ухудшилось из-за сильного стресса, и дополнительные переживания ей противопоказаны. «Ты меня не слушаешь?» — капризно воскликнула Тамара Петровна, подходя ближе и щелкая пальцами перед его лицом. «Я спрашиваю, красиво ли выгляжу?» «Да, мама», — механически ответил он. «Очень красиво». «Вот и прекрасно», — она довольно улыбнулась. «А теперь перестань киснуть. Сегодня мой день. Мы столько готовились, потратили столько денег, будь добр, изобрази радость».
При упоминании о деньгах Игорь вздрогнул. Три миллиона. Три миллиона, собранные по крупицам от друзей, коллег, неравнодушных людей в интернете. Деньги, которые могли дать Марине шанс на жизнь. И он спустил их на ветер, на одну ночь развлечений, которые его мать забудет через неделю. «Знаешь», — продолжала Тамара Петровна, нанося последние штрихи макияжа, — «я всегда мечтала о таком юбилее. Чтобы все видели, какой у меня заботливый сын, как он меня ценит. Валентина лопнет от зависти. Помнишь, я рассказывала? Ее дочка даже цветов не прислала на 60-летие, представляешь?»..
Игорь слабо кивнул, не вслушиваясь в слова матери. В голове стучала одна мысль: что он наделал? Как он мог предать человека, которого клялся любить и защищать? Ради чего? Ради хвастовства перед подругами своей матери? «Пора ехать», — Тамара Петровна взглянула на часы. «Гости уже, наверное, собираются. Не хочу заставлять их ждать. Ты заказал лимузин, как я просила?» «Да, мама», — Игорь тяжело поднялся. «Он должен быть внизу». «Великолепно!» — она взяла сына под руку. «Сегодня будет незабываемый вечер, вот увидишь».
«Незабываемый», — эхом отозвалось в голове Игоря. Определенно незабываемый. Марина лежала в больничной палате, бессмысленно глядя в потолок. За окном сгущались сумерки, но она не включала свет. Темнота соответствовала ее настроению — беспросветному, безнадежному. Телефон на тумбочке непрерывно вибрировал. Десятки сообщений от друзей, знакомых, коллег. Все они спрашивали одно и то же: правда ли, что деньги, собранные на ее лечение, пошли на юбилей свекрови? Новость распространилась со скоростью лесного пожара после того, как Света, ее лучшая подруга, не сдержалась и написала гневный пост в социальных сетях.
«Это не лезет ни в какие ворота», — писала Света. «Человек умирает без операции, а ее муж тратит собранные всем миром деньги на праздник для своей мамаши. Как такое возможно? Где справедливость? Куда смотрит закон?» Пост набрал тысячи репостов за несколько часов. Комментарии были один гневнее другого. Люди требовали вернуть деньги, угрожали Игорю судом, называли Тамару Петровну самыми нелестными словами. Кто-то даже создал петицию с требованием привлечь Игоря к ответственности за мошенничество.
Марина не участвовала в этой буре. У нее не было ни сил, ни желания. Она чувствовала себя опустошенной, преданной, раздавленной. Операция, на которую она так надеялась, теперь казалась недостижимой мечтой. А без нее? Без нее прогноз был не самым утешительным. В дверь тихо постучали, и в палату заглянула Анна. «Марина Сергеевна», — мягко позвала она. «Можно?» Марина слабо кивнула, и медсестра вошла, включая ночник.
«Вы совсем ничего не едите», — покачала головой Анна, глядя на нетронутый ужин. «Так нельзя. Вам нужны силы». «Зачем?» — глухо спросила Марина. «Какой смысл?» Анна присела на край кровати и взяла ее за руку. «Не говорите так. Всегда есть смысл бороться. Всегда есть надежда». «На что?» — Марина горько усмехнулась. «Операция стоит три миллиона. Таких денег мне уже не собрать».
«Не скажите», — Анна таинственно улыбнулась. «Слышали о докторе Воронцове? Главный хирург Федерального онкоцентра. Так вот, говорят, он прочитал пост вашей подруги и очень возмутился. У него дочь примерно вашего возраста, и такая несправедливость его задела за живое». Марина приподнялась на локте, внезапно заинтересовавшись. «И что?» «Ничего определенного пока», — Анна пожала плечами. «Но ходят разговоры, что он может взять ваш случай под личный контроль. Может, даже операцию бесплатно сделать, в рамках какой-нибудь федеральной программы».
Огонек надежды вспыхнул в груди Марины, но она тут же погасила его. Слишком много разочарований за последние дни, чтобы позволить себе снова поверить. «Это просто слухи», — она покачала головой. «Такого не бывает». «Бывает, бывает», — уверенно кивнула Анна. «Чудеса случаются, особенно когда людям не все равно. А сейчас ешьте», — она пододвинула поднос с ужином. «Я не уйду, пока вы не съедите хотя бы половину». Марина слабо улыбнулась и взяла вилку. Может быть, Анна права. Может быть, еще не все потеряно. В конце концов, пока мы живы, всегда есть надежда.
Ресторан «Ривьера» сиял огнями. На входе гостей встречали живые статуи — юноши и девушки, выкрашенные серебряной краской, с цветами в руках. Внутри зал был украшен белыми розами и серебряными воздушными шарами. Огромный баннер гласил: «С юбилеем, Тамара Петровна!» Тамара Петровна шествовала между столиками, принимая поздравления и комплименты. Ее лицо сияло от удовольствия, бриллианты на шее переливались в свете хрустальных люстр.
«Тамарочка, ты просто королева!» — восхищалась одна из подруг. «Какое платье, какие украшения! Твой Игорек постарался!» «Да, мой сын знает, как порадовать мать!» — она гордо вскинула голову. «Не то что некоторые». Этот шпиль был адресован Валентине, ее давней сопернице, чья дочь действительно забыла поздравить мать с юбилеем. Валентина натянуто улыбнулась, но в ее глазах читалась плохо скрываемая зависть…
Игорь сидел за главным столом, механически улыбаясь и пожимая руки поздравляющим. На его телефон непрерывно приходили уведомления — десятки, сотни сообщений. Одни с проклятиями, другие с вопросами, третьи с угрозами. Светин пост сделал свое дело: теперь все знали, откуда взялись деньги на этот роскошный праздник. «Как ты мог, Игорь?» — писала сотрудница из соседнего отдела. «Я отдала на лечение твоей жены половину зарплаты. А ты пустил их на шампанское и икру». «Верни деньги, или готовься к суду», — угрожал кто-то из друзей Марины. «Ты предал ее. Предал нас всех. Тебе нет прощения», — это было от Коли, их школьного друга.
Игорь выключил телефон, не в силах больше читать эти сообщения. Каждое слово било прямо в сердце, потому что он знал: они правы. Все они. Он совершил непростительную ошибку, поддавшись манипуляциям матери. И теперь расплачивался за это позором, презрением, потерей уважения коллег и друзей. Но хуже всего была мысль о Марине, лежащей в больнице, без надежды на операцию.
«Игорек, ты чего такой хмурый?» — мать плюхнулась на стул рядом с ним, раскрасневшаяся от шампанского и восторгов. «Смотри, какой праздник удался! Все в восторге!» Он посмотрел на нее долгим взглядом, в котором читалась смесь отчаяния и осознания. Кто эта женщина? Неужели та же самая, что когда-то рассказывала ему сказки перед сном, пекла пироги по выходным, лечила его детские болезни? Когда она превратилась в это эгоистичное, жадное до внимания существо, готовое пожертвовать жизнью другого человека ради собственного тщеславия?
«Мама», — тихо сказал он. «Ты понимаешь, что мы сделали?» «Конечно, понимаю», — она рассмеялась. «Устроили лучший юбилей в городе. Завтра во всех газетах напишут, вот увидишь». «Нет», — он покачал головой. «Я о другом. О деньгах, которые мы потратили». Тамара Петровна нахмурилась. «Опять ты за свое. Слушай», — она понизила голос, — «давай не будем портить вечер этими разговорами. Я же тебе объяснила, все будет хорошо. Найдем деньги на лечение твоей… жены. Займем, я бриллианты продам, если надо. Только не сейчас, не сегодня. Сегодня мой день, понимаешь?»
В этот момент к их столику подошел официант с подносом. «Тамара Петровна?» — спросил он. «Вам звонок». Он протянул ей стационарный телефон ресторана. Тамара Петровна удивленно подняла брови. «Мне? Странно. Все мои гости уже здесь». Она взяла трубку. «Алло?» Игорь наблюдал, как выражение ее лица менялось: от недоумения к шоку, от шока к возмущению. «Что за чушь вы несете?» — ее голос повысился. «Какие деньги? Какая операция? Вы с ума сошли?» Ресторан притих, все взгляды обратились к имениннице. Тамара Петровна побагровела. «Как вы смеете мне угрожать? Я вызову полицию!»
Она швырнула трубку и обвела присутствующих гневным взглядом. «Какой-то сумасшедший. Угрожал мне. Говорил что-то про деньги на лечение, про то, что я должна стыдиться». Игорь опустил голову. Он догадывался, кто мог звонить. Кто-то из друзей Марины, возможно, тот же Коля или Света. Кто-то, кто не побоялся сказать Тамаре Петровне в лицо то, что она не хотела слышать. «Нет, вы представляете?» — продолжала возмущаться Тамара Петровна. «В мой юбилей! Испортить такой праздник». Она повернулась к сыну. «Игорь, это все из-за твоей жены, да? Она настраивает против меня всех своих дружков».
«Марина тут ни при чем», — устало ответил Игорь. «Она даже не знает, что происходит. Она в больнице, мама. Одна». «Ну и пусть лежит себе», — Тамара Петровна демонстративно отвернулась. «У нас праздник. Где там ведущий? Пора торт выносить». Ведущий, уловив сигнал, объявил начало торжественной части. В зал везли огромный многоярусный торт, украшенный сахарными розами и шестьюдесятью свечами. Оркестр заиграл «Happy Birthday», гости запели. Тамара Петровна, мгновенно забыв о неприятном звонке, расплылась в улыбке и поспешила к торту…
Свечи были задуты, шампанское разлито, тосты произнесены. Праздник продолжился с фокусниками, певцами, танцорами. Лучшие артисты города, приглашенные за баснословные деньги, развлекали гостей до поздней ночи. А Игорь смотрел на все это словно со стороны, как будто наблюдал за чужой жизнью в кино. Каждый бокал шампанского, каждый кусок икры, каждая нота из уст приглашенной звезды эстрады — все это стоило жизни его жены. И он это допустил.
В конце вечера, когда гости начали расходиться, Тамара Петровна, разрумянившаяся и довольная, подошла к сыну. «Ну что, признай!» — она торжествующе улыбнулась. «Это был лучший праздник в твоей жизни. А уж в моей — точно!» Игорь посмотрел на нее долгим взглядом. «Знаешь, мама», — медленно произнес он, — «я сегодня многое понял. О себе. О тебе. О том, кем мы стали».
«О чем ты?» — она нахмурилась. «О том, что ты права», — он горько усмехнулся. «Это действительно незабываемый праздник. Праздник, который стоил жизни человека». «Не преувеличивай», — Тамара Петровна поморщилась. «Никто не умрет. Найдем деньги, сделаем эту операцию, если так уж нужно». «Если так уж нужно?» — Игорь покачал головой. «Ты слышишь себя? Речь идет о жизни и смерти, мама. О моей жене».
«Ой, хватит драматизировать», — она отмахнулась. «Будто я не знаю этих врачей. Запугивают, чтобы деньги выкачать. Такие диагнозы часто рассасываются сами собой. Моя соседка Нина…» «Замолчи», — впервые в жизни Игорь повысил голос на мать. «Просто замолчи. Ты ничего не знаешь о ее болезни, о ее страданиях. Ты думаешь только о себе, всегда, всю жизнь. А я? Я позволял тебе манипулировать собой, потакал твоим капризам. И сегодня переступил черту, которую нельзя было переступать».
Тамара Петровна смотрела на сына широко раскрытыми глазами. Такого она от него не ожидала. «Как ты смеешь так разговаривать с матерью?» — она перешла на шипение. «После всего, что я для тебя сделала? Я жизнь на тебя положила». «Нет, мама», — Игорь покачал головой. «Ты использовала меня, чтобы заполнить пустоту в своей жизни. Ты не даешь мне жить самостоятельно, принимать решения, быть мужчиной. Сегодня я это понял. И я больше не позволю тебе управлять моей жизнью».
Он развернулся и пошел к выходу. «Куда ты? Мы еще не закончили!» Но Игорь не обернулся. Впервые за 30 лет своей жизни он чувствовал, что принимает настоящее, взрослое решение. И пусть оно запоздало, возможно, непоправимо, но оно было его собственным.
Следующее утро застало Марину в странном состоянии. Она спала крепче, чем обычно, и проснулась с чувством, что что-то изменилось. За окном палаты был серый, промозглый день, но внутри нее теплилась какая-то новая, необъяснимая надежда. Дверь открылась, и вошла Анна с подносом завтрака. «Доброе утро», — улыбнулась она. «Как себя чувствуете?» «Странно», — призналась Марина. «Как будто… легче». «Это хорошо», — Анна кивнула. «Очень хорошо. Потому что у меня для вас новости».
Она положила на тумбочку рядом с подносом утреннюю газету. На первой странице красовался заголовок: «Скандал в высшем обществе. Юбилей ценой жизни». Под ним — фотография Тамары Петровны в вечернем платье с бриллиантовым колье, очевидно сделанная накануне на празднике. Марина взяла газету дрожащими руками и начала читать: «Шокирующая история всколыхнула наш город. Жена известного банковского менеджера Игоря Смирнова, страдающая онкологическим заболеванием, осталась без необходимой операции после того, как ее муж потратил собранные на лечение 3 миллиона на юбилей своей матери. Празднование 60-летия Тамары Петровны Смирновой в элитном ресторане “Ривьера” обернулось общественным скандалом после публикации в социальных сетях».
Марина отложила газету, не в силах читать дальше. Ее личная трагедия стала достоянием общественности, превратилась в скандальную новость. С одной стороны, это было мучительно — представлять, как незнакомые люди обсуждают ее жизнь за утренним кофе. С другой — может быть, этот резонанс поможет ей получить необходимое лечение. «Это еще не все», — Анна присела на край кровати. «Помните, я вчера говорила о докторе Воронцове? Он связался с нашей главврачом сегодня утром. Хочет встретиться с вами. Лично»…
Сердце Марины пропустило удар. «Зачем?» «Не знаю точно», — Анна загадочно улыбнулась. «Но кажется, государственный онкоцентр заинтересовался вашим случаем. Возможно, есть шанс на бесплатную операцию в рамках какой-то государственной программы». Марина почувствовала, как к глазам подступают слезы. Могло ли быть так, что из ужасного предательства родится новая надежда? «Когда он приедет?» «Сегодня после обеда», — ответила Анна. «Так что ешьте, приводите себя в порядок и… держитесь. Чудеса случаются, Марина Сергеевна. Особенно для тех, кто их заслуживает».
Тамара Петровна проснулась с тяжелой головой. Юбилей удался на славу, но количество выпитого шампанского давало о себе знать. Она потянулась за телефоном, чтобы проверить сообщения от вчерашних гостей, которые, несомненно, должны были оставить восторженные комментарии. Но вместо поздравлений ее ждал шок. Десятки сообщений с угрозами, проклятиями, оскорблениями. Ссылки на газетные статьи и посты в социальных сетях, где ее называли монстром, чудовищем, бессердечной эгоисткой. «Что происходит?» — пробормотала она, лихорадочно листая ленту новостей. И тут она увидела свою фотографию с юбилея на первых полосах всех местных газет. Рядом — история Марины, деньги на лечение которой были потрачены на праздник. История, которая теперь была известна всему городу.
Тамара Петровна почувствовала, как земля уходит из-под ног. Кто сделал это? Кто посмел выставить ее в таком свете? Наверняка это Марина. Или ее дружки. Решили отомстить, испортить репутацию добропорядочной женщины. Она набрала номер сына, но телефон был вне зоны доступа. После вчерашней ссоры он не появился дома, и это еще больше встревожило Тамару Петровну. Неужели Игорек тоже отвернулся от нее? Нет, невозможно. Он всегда был на ее стороне. Всегда.
Звонок в дверь прервал ее панические мысли. «Игорек!» — она бросилась открывать, на ходу поправляя волосы, готовясь принять раскаявшегося сына с распростертыми объятиями. Но на пороге стоял не Игорь. Это была пожилая соседка с нижнего этажа, Анастасия Викторовна. «Здравствуйте, Тамара Петровна», — сказала она с неприязнью в голосе. «Насчет вашего потопа». «Какого еще потопа?» — Тамара Петровна нахмурилась. «А вы не знаете?» — соседка удивленно подняла брови. «Из вашей квартиры течет. Ко мне уже натекло прилично, потолок весь в разводах. Надо срочно вызывать сантехника».
Тамара Петровна недоуменно обернулась. И только теперь заметила, что по стене в коридоре стекает вода, образуя большую лужу на полу. «Господи!» — она всплеснула руками. «Труба, наверное, лопнула. Звоните в аварийку, быстрее!» Пока Анастасия Викторовна вызывала сантехников, Тамара Петровна металась по квартире, пытаясь найти источник протечки. Ванная, кухня — все было сухо. Но вода продолжала прибывать, уже заливая паркет в гостиной. «Это наверху кто-то», — предположила соседка. «Надо стучать, звонить». Но вода лилась откуда-то из-за шкафа в коридоре, и никакого соседа сверху там быть не могло — это была внешняя стена дома.
Когда наконец приехали сантехники, они быстро определили источник проблемы: лопнула водопроводная труба, проходящая в стене. Возраст, коррозия, плохое обслуживание — причин могло быть множество. Но результат был один: квартира Тамары Петровны оказалась залита водой, испорчены паркет, обои, мебель. Вода проникла и к соседям снизу, вызвав их праведный гнев. «Вам придется возместить ущерб», — заявила Анастасия Викторовна, оглядывая свой пострадавший потолок. «Это все из-за вашей трубы».
Тамара Петровна стояла посреди разгрома, не зная, что делать. Где взять деньги на ремонт? Пенсия маленькая, сбережения ушли на юбилей, сын уволен с работы. И тут ее взгляд упал на бриллиантовое колье — подарок Игоря, ее гордость, предмет зависти всех подруг. Тяжелое предчувствие сжало сердце. Неужели придется продать драгоценность, о которой она так долго мечтала? Неужели и это отнимет у нее проклятая невестка?
Внезапная острая боль пронзила грудь. Тамара Петровна схватилась за сердце, чувствуя, как перед глазами темнеет. Она успела только крикнуть «Помогите!», прежде чем рухнуть на мокрый пол в объятия подоспевшей соседки…
Игорь сидел в кабинете следователя, глядя на копии документов, разложенные перед ним. Заявление от людей, перечисливших деньги на лечение Марины. Выписки с благотворительного счета. Снимок экрана из социальных сетей, где была указана цель сбора: «На операцию для Марины Смирновой, борьба с онкологией». «Вы понимаете, что это может квалифицироваться как мошенничество?» — спросил следователь Морозов. «Люди жертвовали деньги на конкретную цель, а вы использовали их совершенно иначе».
Игорь медленно кивнул. «Я понимаю. Но я не хотел никого обманывать. Я собирался вернуть эти деньги. Взять кредит, занять». «Благими намерениями, Игорь Владимирович», — Морозов покачал головой. «Вы знаете, чем вымощена дорога в ад, не так ли?» Игорь опустил голову. Что он мог сказать в свое оправдание? Что соблазнился красивой жизнью? Что не смог отказать матери? Что был слишком слаб, чтобы поступить правильно? «Я виноват», — просто сказал он. «И готов понести наказание».
Следователь откинулся в кресле, изучающе глядя на него. «Знаете, Смирнов, обычно в таких случаях начинают оправдываться, валить вину на обстоятельства. Мать давила, временное помутнение, хотел как лучше. А вы сразу признаете вину. Это… неожиданно». «Я устал лгать», — Игорь встретил взгляд следователя. «Себе, жене, всем вокруг. Я совершил ошибку, непростительную ошибку. И если мне придется отвечать за нее по закону, я готов».
Морозов побарабанил пальцами по столу. «Ситуация осложняется тем, что ваша жена получила возможность бесплатного лечения в Федеральном центре. Материальный ущерб фактически компенсирован, хоть и не вами. Это смягчающее обстоятельство». Он сделал паузу. «Но есть и другой момент. Жертвователи чувствуют себя обманутыми. Некоторые требуют привлечь вас к ответственности. Общественный резонанс огромный, и прокуратура не может его игнорировать».
Игорь кивнул, чувствуя странное облегчение. Наказание казалось ему справедливым, почти желанным, как искупление вины. «Я понимаю», — сказал он. «Есть вариант», — продолжил Морозов. «Вернуть деньги жертвователям. Всю сумму, до копейки. В этом случае они могут отозвать заявление, и дело не дойдет до суда». Игорь горько усмехнулся. «У меня нет таких денег. Я уволен, счета пусты. Все, что было, ушло на этот проклятый юбилей».
Телефон в его кармане зазвонил. Он хотел проигнорировать звонок, но на этот раз решил взглянуть на экран. Звонили с незнакомого номера. «Простите», — сказал он следователю. «Могу я ответить?» Морозов кивнул, и Игорь поднес телефон к уху. «Алло?» «Игорь Владимирович Смирнов?» — спросил женский голос. «Это больница скорой помощи. Ваша мать, Тамара Петровна, госпитализирована с обширным инфарктом миокарда. Состояние критическое. Врачи делают все возможное, но…»
Игорь почувствовал, как холодеет внутри. «Я сейчас приеду», — хрипло сказал он и повесил трубку. Затем повернулся к следователю. «Моя мать в больнице. Инфаркт. Мне нужно ехать». Морозов кивнул. «Можете идти. Но наш разговор не окончен. Завтра в то же время жду вас здесь».
Игорь быстро вышел из кабинета, почти бегом спустился по лестнице и выскочил на улицу. Такси, больница, коридоры, запах лекарств — все слилось в один мучительный калейдоскоп. В реанимационном отделении его встретил усталый врач. «Вы родственник Смирновой Тамары Петровны?» «Сын», — кивнул Игорь. «Что с ней?» «Обширный инфаркт», — врач говорил спокойно, но в его глазах читалась тревога. «Мы сделали все возможное, но состояние крайне тяжелое. Пожилой возраст, ослабленное сердце, сильный стресс. Возможны осложнения».
«Она выживет?» — прямо спросил Игорь. Врач помолчал. «Следующие 48 часов будут критическими. Если она их переживет, есть шанс на восстановление. Но гарантий никаких. Мне жаль». Игорь потер лицо руками. Ирония судьбы: две женщины, две самые важные женщины в его жизни, оказались на грани смерти. И в обоих случаях виноват был он…
«Можно мне к ней?» «Ненадолго», — кивнул врач. «Только не тревожьте ее. Никаких волнений, никаких разговоров о проблемах». В палате интенсивной терапии Тамара Петровна лежала, опутанная проводами и трубками. Маленькая, бледная, с заострившимися чертами лица, она совсем не походила на ту властную женщину, которой была всего день назад. Мониторы показывали слабое, но стабильное сердцебиение. Игорь сел рядом с кроватью и осторожно взял холодную руку матери.
«Мама», — тихо позвал он. «Ты меня слышишь?» Тамара Петровна не ответила, не шелохнулась. Только монитор продолжал мерно пищать, отсчитывая удары ее ослабленного сердца. Игорь сидел рядом, держа ее за руку и думая о том, как одно неверное решение может изменить всю жизнь. Потерять работу, репутацию, уважение окружающих — это было больно. Но потерять двух самых близких людей, зная, что ты сам виноват в их страданиях, — это было невыносимо.
Через месяц после операции Марина сидела на скамейке в парке Федерального онкоцентра. Солнце пробивалось сквозь почти облетевшие кроны деревьев, золотя опавшие листья. Она куталась в теплый шарф, подаренный медсестрой Анной, которая несколько раз приезжала навестить ее после перевода. Операция прошла успешно. Доктор Вoronцов оказался настоящим мастером своего дела: точным, аккуратным, внимательным к деталям. Последующая реабилитация шла по плану, и прогнозы были оптимистичными. Через пару недель ее должны были выписать с рекомендацией наблюдаться у местного онколога.
Новая жизнь, новое начало, новая Марина — сильнее, мудрее, с иным взглядом на мир. Она многое переосмыслила за этот месяц. И главное — свое отношение к предательству Игоря. За это время он несколько раз пытался с ней связаться: через друзей, через медсестру Анну, даже через доктора Воронцова. Писал письма, передавал сообщения. Рассказывал о своей матери, перенесшей инфаркт, о потере работы, о следствии. О том, как продал машину и все ценное, что у него было, чтобы хоть частично вернуть деньги жертвователям. Марина не ответила ни на одно сообщение. Не из мести или злорадства, просто потому, что не знала, что сказать. Можно ли простить такое предательство? Стоит ли давать второй шанс человеку, который в критический момент выбрал не тебя?
«Марина Сергеевна», — позвал ее знакомый голос. Она обернулась: к скамейке подходил Воронцов. «Как вы сегодня?» «Гораздо лучше, доктор», — она улыбнулась. «Шов почти не беспокоит, и я даже смогла пройти вокруг здания без одышки». «Отличные новости», — он сел рядом. «Все анализы в норме, КТ чистая. Я думаю, через две недели мы сможем вас выписать».
Марина кивнула, чувствуя странную смесь радости и тревоги. Выписка означала возвращение в реальный мир, с его проблемами, решениями, неопределенностью. «Что-то беспокоит вас?» — проницательно спросил Воронцов. «Просто думаю… что будет дальше», — призналась Марина. «Возвращаться в нашу с Игорем квартиру я не хочу. К родителям тоже — у них маленькая однушка, я буду только мешать. Работы нет, я ведь в отпуске по болезни. Денег тоже».
«Понимаю», — Воронцов кивнул. «Знаете, у меня есть предложение. В нашем центре открывается вакансия администратора в регистратуре. Работа не тяжелая, но требует внимательности и вежливости. Думаю, вы справитесь. А насчет жилья — у центра есть служебные квартиры для сотрудников. Маленькие, но на первое время сойдет». Марина смотрела на него широко раскрытыми глазами. «Вы… вы предлагаете мне работу? И жилье?» «Почему бы и нет?» — он пожал плечами. «Вы образованный человек, с опытом работы в финансовой сфере. Такие люди нам нужны. А кроме того…» Он сделал паузу. «Кроме того, мне кажется, вы заслуживаете нового старта. Без тяжелого груза прошлого».
Марина почувствовала, как к глазам подступают слезы. «Спасибо», — прошептала она. «Я не знаю, чем заслужила такую доброту». «Просто жизнью, Марина Сергеевна», — Воронцов встал. «Просто тем, что боролись и не сдавались, даже когда все было против вас. Людям с таким характером нужно помогать».
Когда он ушел, Марина еще долго сидела на скамейке, обдумывая неожиданное предложение. Новая работа, новое жилье, новый город — возможность начать с чистого листа. Без Игоря, без его матери, без груза предательства и обид. И в этот момент она приняла решение, которое вынашивала последние недели. Она достала телефон и написала сообщение своему адвокату: «Подавайте документы на развод. Я готова».
Это не было местью. Не было попыткой наказать Игоря или заставить его страдать еще больше. Это было освобождением — для них обоих. Шансом оставить позади боль, предательство, разочарование. Шансом начать заново, каждому свою жизнь, без тени прошлых ошибок.
