Сразу после похорон моего мужа свекровь выставила меня за порог, на улицу, в минус 30 градусов, но, почувствовав, что она что-то скрывает, я подождала, пока свекровь покинет квартиру. У меня был запасной ключ от квартиры, о котором она не знала. Но когда я зашла в квартиру, я замерла от ужаса от того, что нашла. Я не могла поверить, что все это происходит со мной именно в тот момент, когда мое сердце разрывалось от горя после потери мужа. Он был для меня смыслом жизни.
Мы прожили вместе несколько лет, и, хотя отношения с его семьей не всегда были идеальными, я верила, что после его смерти мы все сплотимся, чтобы вместе пережить это страшное событие.
Но случилось обратное. Наутро после похорон, когда я вернулась в квартиру мужа, его мать, моя свекровь, заявила мне жестким, холодным тоном, что я больше не имею права здесь находиться. Я не могла найти слов, чтобы возразить, а она лишь безжалостно повторяла, что квартира всегда принадлежала ее сыну и ей, а не мне. Я пыталась объяснить, что мы были женаты, что есть документы, подтверждающие мои права, но свекровь была непреклонна.
Мне казалось, что ее злость и ненависть затмевают любой здравый смысл. Она не унималась и, твердо, почти выкрикивая, настаивала, чтобы я убиралась немедленно. Я смотрела на нее и не понимала, откуда в ней столько агрессии, ведь всего несколько дней назад она, казалось, горевала вместе со мной, или это была лишь видимость.
В эту минуту я уже стояла в дверях подъезда, ветер жалобно выл, а сугробы, навалившиеся за ночь, достигали чуть ли не колена. Мороз был лютый, где-то под 20 градусов ниже нуля, а мне пришлось выйти без верхней теплой одежды, потому что свекровь буквально вытолкнула меня за порог. Она выдернула у меня из рук пальто и сухо бросила: «Твой поезд давно ушел, нечего тебе здесь больше делать». Мои попытки достучаться до нее тонули в ее ледяном взгляде.
Она громко хлопнула дверью прямо перед моим лицом. Я осталась на площадке, ощущая, как холод проползает под легкую кофту и заставляет меня дрожать. Казалось, я лишена не только теплого укрытия и одежды, но и простого человеческого сострадания.
Слезы, стоящие в глазах, не могли согреть, но я понимала, что оставаться в подъезде долго нельзя, я рисковала просто замерзнуть. Я поспешно выбежала на улицу, что-то бормоча про себя, умоляя судьбу хоть немного смягчить мой ужас. Мне пришла мысль добраться до соседей, позвонить кому-нибудь, но я поняла, что все мои вещи, телефон и документы остались в квартире.
Как назло, ни денег, ни ключей — ничего не было со мной в тот момент, кроме одной маленькой сумочки, в которой я обычно держала только губную помаду да старенькую расческу. Но, к счастью, я вдруг вспомнила про запасной ключ. В прошлом году муж сделал для меня дубликат, чтобы, если он потеряет свой, у нас всегда была копия.
Я машинально захватила его, когда выходила на похороны, просто закинув к другим мелочам, и свекровь об этом не знала. Я стояла на холоде и чуть не расплакалась, но мысль о том, что у меня есть этот ключ и я могу вернуться в квартиру хоть ненадолго, окрылила меня. Я спряталась за углом дома, чтобы свекровь не увидела меня, если вдруг выглянет в окно, и стала терпеливо ждать, когда она покинет квартиру.
Сколько прошло времени, я не знаю, но казалось, что вечность. Мороз крепчал, у меня стучали зубы, я уже не чувствовала пальцев рук. Но настал момент.
Я увидела, как свекровь вышла из подъезда и быстрым шагом направилась к дороге, где ее ждала машина. Странно, обычно она ездила на стареньком «Жигуленке», а теперь перед ней притормозила приличная иномарка. Мне показалось, что за рулем сидел какой-то незнакомый мужчина — может, такси, но взгляд свекрови на номера машины и ее манера сесть на переднее сиденье говорили о чем-то другом.
Впрочем, я тогда не обратила на это внимания, мне было слишком холодно, и главное — я ждала, когда она уедет, чтобы войти обратно. Когда она наконец скрылась из виду, я осторожно вернулась в подъезд и дрожащими руками вставила ключ в замок. К моей облегченной радости, дубликат сработал, и я тихонько проскользнула внутрь…
В квартире было прохладно и зябко, но все равно теплее, чем снаружи. Мне казалось, что я спасена, но в воздухе висело что-то тревожное. Все вокруг напоминало о моей потере: фотографии мужа, его вещи, знакомые запахи.
Когда я зашла в гостиную, сердце болезненно сжалось, ведь я вспомнила, как мы с ним вечерами пили чай, говорили о будущем. Внезапно я ощутила приступ горечи и острой обиды. Как могла свекровь выгнать меня из дома, где я прожила со своим мужем все это время? Как она могла так хладнокровно оставить меня мерзнуть на улице, зная, что я осталась без близких и поддержки?
Но самая сильная дрожь пробежала по моим жилам, когда я вошла в спальню. Вся мебель была в беспорядке, словно ее отодвигали, ища что-то. Тумбочки были приоткрыты, вещи выглядели перевернутыми.
Я начала замечать, что многие из наших общих фотографий пропали, остались лишь старые снимки, где нет меня. Это уже выглядело странно. Раньше свекровь крайне редко заходила в нашу спальню.
И вдруг я поняла: она что-то искала — может, документы о праве на наследство, может, пыталась уничтожить какие-то улики или бумаги, чтобы я не смогла претендовать на долю мужа. Меня охватил страх, но не тот, что испытываешь перед призраками или чем-то мистическим, а тот, что связан с осознанием: меня пытаются уничтожить, вычеркнуть, не оставить мне никакой возможности защитить себя.
Я начала лихорадочно искать свой телефон и кое-какие важные бумаги, которые хранились у нас в отдельной коробке. Но телефона не нашла, а коробка лежала пустая. Остались лишь смятые листки, которые словно специально вытащили и разорвали.
Возможно, свекровь делала это накануне похорон, когда я, вся в скорби, не обращала внимания на мелочи. Мои колени подкосились, я присела на пол, пытаясь успокоиться и понять, что делать дальше. И тут мне в голову пришла мысль: раз все вещи переворошены, значит, свекровь не нашла то, что искала, а раз не нашла, она наверняка продолжит поиски.
Возможно, именно поэтому она уехала — идти в какие-то инстанции, нанимать юриста или что-то еще. Но я чувствовала, что за этим стоит не просто стремление выгнать меня, а какая-то тайна, скрытая от меня, может, даже с тех времен, когда я только вошла в их семью. Я встала и, обреченно оглядев спальню, поняла, что мне нужно проверить шкаф мужа, где он часто прятал разные семейные записи, старые фотографии и письма, чтобы свекровь не рылась в них.
Эти вещи были ему дороги, потому что открывали историю его отца, погибшего при странных обстоятельствах много лет назад. Как он мне рассказывал, тогда никто толком не выяснил, почему отец ушел из жизни, и семья словно закрыла эту страницу навсегда. В памяти всплыли слова мужа, что он сам хотел разобраться в случившемся, найти документы, но свекровь всегда эту тему пресекала.
Мол, что толку ворошить старое? Может быть, теперь я столкнулась с той же стеной непонимания и агрессии? Может, причина злобы свекрови в этих самых секретах? Открыв шкаф, я увидела, что все внутри хаотично раскидано. Но, покопавшись за стопками старой одежды, я нащупала потайной кармашек, о существовании которого мне как-то рассказывал муж. В нем, к моему удивлению, лежал старый конверт.
Я судорожно вынула его, разорвала. Внутри оказалось несколько фотографий и пожелтевших листков с какими-то подписями. Почерк был неразборчив, возможно, писал сам отец мужа, или это были медицинские заключения.
Я не успела как следует все рассмотреть, но что-то в этих документах говорило об аварии, об экстренной госпитализации и еще о каких-то неожиданных деталях, связанных с травмами. Сердце у меня сжалось. Неужели муж вел свое собственное расследование трагедии в семье? Я положила документы обратно, боясь, что свекровь может вернуться в любую минуту.
Одновременно я понимала, что не могу уйти. Где мне ночевать? Куда податься? И ведь эти бумаги могут стать ключом к чему-то большему. Возможно, в них есть информация, которая объясняет, почему свекровь решила меня выдворить немедленно, пока я еще не пришла в себя от горя.
Может, она догадывается, что я знаю или смогу узнать правду. Но какую правду? Я еле перевела дыхание, и вдруг мне почудилось, что в соседней комнате кто-то есть. Неужели свекровь вернулась? Меня бросило в жар, я осторожно вышла в коридор…
Приоткрыв дверь в кухню, я не увидела там никого, но услышала странный глухой стук со стороны ванной комнаты. Я осмелилась, тихо двинулась туда. Дверь была приоткрыта, и я заглянула внутрь.
Ничего. Но сердце колотилось. Я чувствовала, что не одна в квартире.
Но, обойдя все комнаты, никого не обнаружила. Может, это были только мои нервы, расшатанные до предела, или треск старых труб, которые давно нуждались в ремонте? А может, просто душевое шланговое крепление сорвалось и ударилось о стену?
Я так и не разобралась, но мне стало жутко. Так прошел почти час, а я все ходила по квартире, как загнанная в ловушку. В какой-то момент мне стало ясно, что нужно забрать хоть какие-то личные вещи.
Одежду, пару документов, может быть, фото мужа, чтобы, если придется уйти, я не осталась совсем ни с чем. С другой стороны, эта квартира по документам, скорее всего, принадлежала мужу. Мы не успели нормально оформить ее в общую собственность, но были бумаги о нашем браке, и их присутствие могло изменить дело.
Я планировала найти свидетельство о браке, чтобы иметь хоть какую-то защиту. Однако в нашем бумажном комоде все было перевернуто. Из нужных бумаг я нашла только дубликат свидетельства о рождении мужа, и больше ничего.
Внутри меня нарастало гневное отчаяние. Все, что принадлежало нам обоим, могло теперь перейти в руки свекрови, которая явно была готова бороться любыми методами. Но в голове не укладывалось, зачем ей так быстро и жестко меня выгонять, зачем устраивать такой беспощадный скандал едва ли не на следующий день после похорон.
Разве нормальный человек способен на подобное? Или все дело в том, что она винит меня в смерти ее сына? Этот вопрос давно преследовал меня. Муж умер внезапно. Сначала все считали, что это сердечный приступ, но теперь, вспоминая детали, я понимала, что в официальном заключении, кажется, фигурировали какие-то странные моменты.
Муж жаловался на общее недомогание, но никогда не страдал пороком сердца. И слишком быстро все произошло. Я помню, как свекровь обвинила меня.
«Ты недосмотрела, не отвела его вовремя к врачу». В ту минуту я просто не знала, что ответить, ведь я не могла предположить, что за легкой простудой скрывается серьезная угроза. Возможно, свекровь считала, что я виновна в его смерти, а теперь хочет моей крови, и никакие доводы не возымеют действия.
Но будь дело в одном лишь обвинении, она, вероятно, просто прекратила бы со мной общаться. Однако она пошла гораздо дальше: выбросила меня на мороз, разгромила мои вещи, забрала документы. И сейчас, когда я стою среди обломков своей прежней жизни, я все отчетливее ощущаю, что за этим стоит какая-то тайна.
Чувствовалось, что в этой квартире что-то не так. Не могу объяснить это логически, но инстинкт подсказывал: опасность рядом, и мне нужно все выяснить. Я решила спрятаться.
Звучит странно, ведь это была некогда и моя квартира. Но я понимала, что открыто оставаться здесь небезопасно. С другой стороны, покидать ее, когда здесь могут остаться улики, ответы на мои вопросы, тоже не выход.
Я успела переодеться во что-то более теплое, нашла в шкафу мужнину старую толстовку и пару шерстяных носков, потом осмотрела кухню, пытаясь найти еду или хотя бы остатки чая. Все было в беспорядке, но на столе обнаружилась кастрюлька с супом, который я варила еще до похорон, в спешке, когда муж лежал в больнице. Странно, суп до сих пор стоял, хотя, казалось, прошло уже несколько дней.
Я была голодна, но страх пересиливал: вдруг свекровь специально оставила его там, отравила, или что-то в этом роде. Я отмахнулась от этих подозрений, возможно, это всего лишь мое болезненное воображение. Но все-таки, на всякий случай, я не стала есть тот суп, достала лишь сухари из буфета, выпила воды из-под крана, и этого хватило, чтобы чуть-чуть утолить голод.
Время шло, а свекровь не возвращалась. Я начала беспокоиться: может, она уехала на несколько дней, но тогда, вероятно, вернется внезапно. Я не могла сидеть сложа руки.
Вспомнила, что иногда муж прятал полезные вещи за стиральной машиной в ванной, он вообще любил делать тайники в разных местах. Это было его увлечением еще с детства, он рассказывал, что хотел быть сыщиком или, как минимум, следователем. Я зашла в ванную, осмотрелась: машинка стояла на прежнем месте, но я заметила следы, словно ее недавно двигали.
Я аккуратно отодвинула ее еще чуть-чуть и увидела за ней небольшую коробку. Когда подняла ее, внутри оказался диктофон и пучок распечатанных писем. Похоже, муж собирал доказательства или информацию о чем-то важном.
Я включила диктофон, но он был разряжен. Увидела, что в коробке лежит зарядное устройство. Сердце мое колотилось от нетерпения.
Что, если в этих записях есть ответы на все мои вопросы? Я подключила диктофон к розетке, уселась на бортик ванны и стала ждать, пока он хоть немного наберет заряд. Тем временем принялась читать письма. Это были какие-то электронные сообщения, распечатанные с почты: обращения к какому-то врачу, упоминания про анализы, которые муж хотел сдать, ссылки на исследования причин смерти отца и даже статьи, касающиеся редких отравлений…
Мое сердце ухнуло в пятки. Отравление? Неужели муж подозревал, что его отец погиб не по естественным причинам, и его интерес к этим статьям связан с тем, что он сам начал чувствовать неладное в своем самочувствии? Я начала листать страницы дальше и наткнулась на диалоги.
Кто-то в переписке отвечал мужу, уверяя, что нужно быть осторожным и что, скорее всего, кто-то из близкого окружения его отца получил выгоду от его смерти. Мне стало дурно. Получалось, что муж подозревал даже собственную мать или, может, речь шла о каких-то дальних родственниках.
Но почему тогда свекровь так панически рылась во всех наших документах? Почему выгнала меня? Неужели боялась, что я смогу найти эти бумаги? Когда диктофон чуть зарядился, я попыталась его включить. Воспроизвелся отрывок записи с голосом моего мужа, он говорил взволнованно: «Не знаю, кому верить, но у меня нет другого пути.
Я уже достаточно узнал о странных совпадениях, и, если мне не станет, прошу…» На этом фраза оборвалась. Файл был поврежден или стерт.
Потом шли еще какие-то отрывки, неполные, в них звучали слова «экспертиза», «анализы», «сделаем вскрытие». Я ничего не понимала до конца, но становилось ясно: муж вел собственное расследование, он был уверен, что его отец погиб не случайно, и боялся, что с ним самим тоже может случиться что-то подобное.
Меня передернуло от этого осознания. Неужели мужу кто-то угрожал, и почему он не сказал мне об этом напрямую? Или сказал, а я не придала значения, ведь была занята бесконечной работой и обустройством нашего семейного гнезда? Я вдруг ощутила жгучее чувство вины: если бы я вникла в его переживания, может, он был бы жив? Сердце сжималось, колени дрожали, а перед глазами встал его образ — задумчивый, иногда мрачный, когда он думал о своих семейных тайнах.
Я выскочила из ванной, крепко сжимая диктофон и распечатки. Надо было решить, что делать: бежать с этими доказательствами в полицию, но я сомневалась, что там кто-то всерьез отнесется к обрывкам писем и сломанным файлам на диктофоне. К тому же у меня не было ни телефона, ни копий документов.
А главное, я не была уверена, что именно свекровь виновна в смерти мужа. Может, она и вправду просто зла на меня из-за прошлых обид, а вся эта тайна связана с какими-то другими лицами. Но одно я знала наверняка: я не собиралась сдаваться.
Если муж начал копать эту историю, то я обязана довести ее до конца. Скоро я услышала за дверью подъезда шаги и остановилась, затаившись. Я погасила свет и тихо юркнула за дверцу шкафа в коридоре.
Шаги приблизились, я уловила звук ключей, кто-то вошел в квартиру. Сквозь щель я увидела, что это свекровь, но с ней был кто-то еще — тот самый мужчина в дорогой иномарке, которого я мельком заметила ранее. Я не могла разглядеть его лица, но слышала, что они говорят приглушенно, как будто не хотят, чтобы соседи услышали.
«Она больше не вернется», — уверенно говорила свекровь. «Я сделала все, чтобы она ушла отсюда и не смела показываться». «А если вернется?» — спросил мужчина.
«Ты ведь говоришь, что она может иметь документы». «Да какие документы, все у меня», — раздраженно бросила свекровь. «Хватит уже об этом, главное, чтобы никто не заподозрил, что…» Тут она понизила голос, и я не расслышала, о чем шла речь, но поняла, что меня уже списали со счетов.
Якобы я ушла навсегда, замерзла где-то или подалась к знакомым. Но ведь я была прямо рядом, за стеной, и слышала каждое слово. Мое сердце буквально выпрыгивало из груди.
Я боялась, что меня выдаст мое дыхание, шорох одежды, но все-таки стояла, боясь шелохнуться. «Ты лучше скажи, когда мы уже сможем взять ключи от сейфа?» — спросил мужчина. «Надо покончить с этим делом».
«Не торопи меня», — ответила свекровь. «Завтра едем к нотариусу, но смотри, чтобы никаких следов». Они еще что-то обсуждали о распределении каких-то денег, упоминали фамилии, которые мне ничего не говорили…
Я сидела и поражалась. Моя свекровь, которую я когда-то считала просто строгой женщиной, сейчас вела себя будто серьезный заговорщик. Она думала, что меня нет, и говорила открыто.
Мне надо было любой ценой не выдать себя, но я чувствовала, что долго стоять за шкафом не смогу. Ноги онемели, дышать было трудно. Когда они пошли в комнату, видимо, проверять, все ли на месте, я решила скользнуть к входной двери.
Но если они вернутся в коридор, меня тут же поймают. Оглядываясь на шаги за стеной, я наконец на цыпочках добралась до кухни. Кухонное окно выходило во двор, но там был второй этаж, а под окном — козырек.
Может, я смогла бы спрыгнуть, но сломать себе ногу тоже не хотелось. Я боялась шума, они бы точно выбежали за мной. Но если останусь, то рискую оказаться лицом к лицу со свекровью и ее неизвестным спутником.
Неизвестно, чем бы все кончилось. Я присела за кухонным столом и подумала, что, возможно, стоит подождать, пока они уйдут, но, судя по разговору, они пришли сюда не на минуту. Судорожно листая в голове возможные варианты, я услышала, как свекровь с мужчиной вышли из комнаты.
Я поспешно юркнула в кладовку, притаившись за мешками с картошкой и пустыми банками. Место было тесным, пахло сыростью, но выбора не было. Я старалась не дышать.
Свекровь громко возмущалась, проходя мимо коридора: «Она выбросила свои шмотки. Или я сама их выкинула.
Господи, когда этот кошмар закончится? Ладно, главное, мы выиграем время до оглашения завещания. А дальше все пойдет как надо».
«Ты точно знаешь, что завещание в твою пользу?» — переспросил мужчина. «Или там что-то про нее сказано?» «Ничего там не сказано», — уверенно отрезала свекровь. «Я давно это проверила.
Хотя, черт, у меня какое-то странное чувство, будто она вернется и все тут перероет. Надо бы поменять замок. И правда, что мы ждем?»
Я похолодела. Если они сейчас решат менять замок, я окажусь запертой внутри. И когда меня обнаружат, добром это не закончится.
Я сидела в темной кладовке и чувствовала, как пот катится по спине. Свекровь тем временем пошла по квартире. Вскоре я услышала ее шаги совсем рядом.
Она отворила дверь кладовки, и слабый свет упал прямо на мое лицо. Но ее взгляд скользнул мимо, она, видимо, не заглядывала вниз. Ощущение было, что я на волосок от поимки.
«Вроде нет тут ничего», — тихо пробормотала она, уже закрывая дверь. «Ладно, давай зайдем в гостиную». Я не знала, как долго мне еще придется сидеть в такой позе, ноги были ватными, а в голове шумело.
Но я понимала, что выхода нет, нужно терпеть. И в этот момент я вспомнила про документы, которые спрятала у себя в кармане: распечатки с переписками, диктофон. Если свекровь сейчас решит обыскать каждый угол, она может их найти.
Но вряд ли она догадывалась, что я уже наткнулась на них. Прошло, наверное, полчаса, за которые я чуть не теряла сознание от страха и духоты в кладовке. Я слышала, как они говорили о завтрашнем визите к нотариусу, о каких-то денежных счетах.
Я знала, что они могут уйти в любой момент, а могут и остаться на ночь. Но когда свекровь начала жаловаться, что устала и хочет отдохнуть, мужчина сказал: «Поехали ко мне, здесь все равно холодно и неуютно, а завтра с утра вернемся, принесем новый замок, да и покончим с этим поскорее». Эти слова были для меня лучшим подарком.
Несколько минут спустя они действительно вышли из квартиры, захлопнув за собой дверь. Я услышала, как они удаляются, спускаются по лестнице и затем уходят из подъезда. Однако я все равно сидела в кладовке еще около десяти минут, опасаясь, что это может быть уловка.
Наконец, выждав достаточно, я выбралась оттуда и первым делом побежала к входной двери. Она была не заперта на цепочку, я тихо выглянула и убедилась, что в подъезде никого нет. Оставаться здесь было невероятно опасно, ведь они намерены вернуться утром с новым замком.
Мне нужно было найти надежное место, чтобы переждать ночь и решить, как быть дальше. Но уходить с пустыми руками — значит проиграть. У меня в кармане имелось хоть немного зацепок, но хотелось еще отыскать свидетельство о браке, чтобы иметь хоть формальное доказательство.
Проверять комнаты снова было страшно, но я понимала, что другого шанса у меня может не быть. Я кинулась в спальню, пытаясь на ощупь найти любую папку, любую картонную коробку, где могло сохраниться свидетельство. Наконец, в старом чемодане, который мы держали под кроватью, я увидела тонкую папку с моими девичьими документами…
Но свидетельства о браке там не оказалось. Зато я обнаружила маленькую флешку, приклеенную скотчем к внутренней стенке папки. Почему муж ее туда спрятал? Наверное, в ней тоже была какая-то ценная информация.
Я схватила флешку, положила в карман вместе с распечатками и диктофоном, а потом, уже не разбирая пути, бросилась к выходу. Когда дверь за мной захлопнулась, я ощутила ветер подъезда, но это был свежий воздух свободы. Я понимала, что надо уходить, пока свекровь не вернулась.
Но куда? На улице мороз, нет телефона, нет денег. Я вспомнила, что неподалеку живет одна моя бывшая коллега, с которой мы хорошо общались. Может, она даст мне приют на одну ночь.
Это был риск, но другого выбора не оставалось. По пути к ней я замерзала и плакала, не столько от холода, сколько от несправедливости и боли. Как же страшно, когда люди, которых считал семьей, так с тобой обходятся!
Неужели свекровь была способна на что-то ужасное по отношению к сыну? И кто этот мужчина, с которым она вступила в сговор? Мое сердце трепетало в ожидании ответов, и я знала, что отступать нельзя. У коллеги я провела несколько дней, рассказывая ей лишь часть правды.
Что свекровь выгнала меня, что у нас конфликт из-за квартиры. Я не хотела пугать ее и втягивать в свои проблемы. А о диктофоне, флешке и переписках умолчала.
Она сочувственно кивала, давала мне горячий чай и плед, но все же была удивлена таким поворотом событий. Когда я чуть пришла в себя, мы вместе с ней навестили полицию. Но там сказали, что конфликт носит гражданско-правовой характер, и посоветовали обратиться к юристу.
Если бы я тогда выложила им сразу все найденные материалы, может, история пошла бы иначе. Но я боялась, что они еще недостаточны, и пока нет четкого понимания, кто и что совершил.
Я боялась, что меня высмеют или скажут, что я все это придумала в порыве горя. Коллега дала мне немного денег и подсказала адрес знакомого адвоката, который, по слухам, помогал людям в сложных случаях. Я решила, что надо показать ему диктофон и распечатки, узнать, есть ли вообще перспектива привлечь кого-то к ответственности.
Он посмотрит, может, найдет зацепки. Но чтобы попасть к нему, нужно было позвонить и договориться. Телефона у меня не было, коллеге я не хотела надоедать.
И тогда я решила пойти в интернет-кафе, которое находилось на другом конце города. Нужно было срочно посмотреть, что за файлы на флешке, — вдруг там есть решающее доказательство. Я взяла у коллеги немного теплой одежды и вышла в морозный день.
Снова этот колючий ветер больно бил по лицу, но я твердо шла вперед. На душе царил хаос. Горе и боль утраты смешивались с тревогой и неприязнью к свекрови.
А еще внутри меня жило стойкое ощущение, что все происходящее — словно часть какого-то злого замысла, цель которого скрыть страшную правду. Я прокручивала в голове слова мужа из диктофона: «Если мне не станет, прошу…»
Но не знала, чего именно он хотел просить. Ему не хватило времени сказать главное. Когда я зашла в полутемное помещение интернет-кафе и увидела за столами студентов и еще каких-то людей, я почувствовала себя странно, будто живу в параллельной реальности, в которой все окружающие заняты обыденными делами, а у меня рушится мир.
Я купила немного времени за компьютером, вставила флешку. На ней оказалось несколько файлов: текстовые документы и папка с видеозаписями. Сердце у меня чуть не вылетело из груди, когда я увидела эти ролики.
«Разговор_1.mp4», «Разговор_2.mp4». Я решила сначала глянуть текстовые файлы, но они были в каком-то зашифрованном формате, требовался пароль. Это стало неприятным сюрпризом, но я понимала, что муж не хотел, чтобы случайные люди нашли эти данные.
Видеозаписи, к счастью, открылись без пароля. Первый файл был очень коротким, всего несколько секунд. Камера, видимо, была скрытой.
Я увидела, как в кадре появляется свекровь и незнакомый мне раньше мужчина, кажется, тот самый, которого я видела с ней. И слышу их голоса: «Ты уверен, что он ничего не подозревает?» — спрашивала свекровь. «Почти.
Но он же уже делал анализы», — отвечал мужчина. Потом звучал шум, кто-то быстро подбегал к камере, и запись обрывалась. Я затаила дыхание.
Это же явное свидетельство того, что они что-то планировали против моего мужа. Вторая запись была длиннее, и вела ее, судя по всему, мой муж. Он снимал какой-то разговор; по звуку я догадалась, что микрофон у него в кармане, а видео он пытался тайком направить на собеседников…
Видно было не так четко, но по голосам я опознала свекровь, которая говорила: «Если он продолжит копать, мы не получим страховых выплат, а деньги нужны. Не смей это рушить, понял?» Мужчина ответил: «Успокойся, я уже все уладил, скоро его переведут к нам. Таблетки я подменил». Я чуть не выронила наушники из ушей.
Это все звучало как настоящий заговор с целью довести мужа… Я не могла заставить себя произнести слово «убийство», но, похоже, они хотели сделать что-то с лекарствами. Может, поэтому у мужа случился сердечный приступ? У меня ком стоял в горле, а перед глазами все плыло. Слезы текли по щекам. Моего мужа убили — мать и ее сообщник? За какие деньги? За страховку? Ведь не секрет, что муж был застрахован на приличную сумму, в которой свекровь значилась выгодоприобретателем еще до нашей свадьбы, и, похоже, она ничего не меняла.
Но как она могла? Кто этот мужчина? Ведь муж упоминал отца, может, это и есть причина смерти отца, может, они оба тогда погубили его ради наследства? Мне стало страшно, я почувствовала, что нужно выскочить из интернет-кафе, пока не разрыдалась в голос. Дрожащими руками я вытащила флешку, спрятала ее поглубже, оплатила время и вышла на улицу. Воздух показался мне еще более ледяным, а внутри я буквально горела.
Я уже не чувствовала себя жертвой каких-то обстоятельств, передо мной открылась зловещая картина жестокого преступления. Если все это правда, то свекровь — настоящий монстр, который ради денег убил собственного сына и, возможно, ранее своего мужа. И я, выходит, тоже была на мушке, ведь я могла помешать ей получить наследство, а теперь еще и эти новые планы о завещании, деньги из сейфа.
Вернувшись к коллеге, я принялась лихорадочно звонить в разные инстанции, но везде требовали официальных подтверждений, советовали идти в полицию с адвокатом. Мне повезло: адвокат, к которому я хотела обратиться, согласился встретиться со мной на следующий вечер. Я только попросила знакомую выступить в роли человека, который подтвердит мою личность, потому что боялась пойти туда одна.
Так прошли еще одни мучительные сутки, в течение которых я постоянно озиралась, не выслеживает ли меня свекровь. Я понимала, что она может догадываться, что я не просто так исчезла. На следующий день я, коллега и адвокат сидели в его небольшом офисе, заставленном папками с делами.
Я перелистала все распечатки и показала ему самые яркие улики — видеозаписи с флешки, которые успела переписать на диск. Адвокат казался весьма встревоженным, но и напряженно скептическим: «Это серьезно. Но нам нужно полное расследование.
Мы не можем просто пойти к прокурору с подозрениями в убийстве на основании коротких роликов. Нам нужно, чтобы экспертиза подтвердила подмену лекарств, анализы мужа, медицинские документы. Надо делать запросы в больницу, к страховщикам, и, если все так, как вы говорите, это вполне может быть громкое дело».
Я слушала его и понимала, насколько это сложно, ведь часть документов уже уничтожили. Но адвокат заверил, что, если действовать грамотно и осторожно, мы сможем достать копии через официальные каналы. Однако меня терзала мысль, что свекровь способна на все.
Она может шантажировать тех, кто выдаст нам нужные сведения, может подкупить свидетелей. Мы думали над тем, как обеспечить мне безопасность. В конце концов, адвокат предложил мне пройти в Центр временного размещения для женщин, оказавшихся в трудной ситуации.
Я была вынуждена согласиться, хотя жутко не хотелось жить в приюте, но еще меньше хотелось снова оказаться на улице при минус 30 или, хуже того, попасть в лапы свекрови. Прошли недели. С помощью адвоката я подала заявление о восстановлении моих прав как вдовы на жилплощадь мужа.
Параллельно мы подали ходатайство о пересмотре обстоятельств смерти мужа, дескать, есть подозрение на врачебную ошибку или умышленное отравление. Мои доказательства были косвенными, но их признали достаточными, чтобы начать проверку.
Эта новость, должно быть, дошла до свекрови, потому что вскоре я получила от нее послание через знакомых: «Если ты не прекратишь, ты сильно пожалеешь». Мурашки побежали по коже, она напрямую угрожала мне.
Но я знала, что останавливаться нельзя. Я клялась себе, что добьюсь правды, иначе мужу не будет покоя на том свете. Между тем мои финансовые дела были плачевны.
Я не могла ходить на работу, ведь боялась, что свекровь и ее сообщник будут выслеживать меня. Приходилось жить на сбережения и помощь коллеги. Адвокат помог мне уладить кое-какие формальности, чтобы оформить заявку на социальную поддержку, но это требовало времени…
Я чувствовала, как моя жизнь переворачивается с ног на голову. Еще несколько месяцев назад у меня была семья, уверенность в завтрашнем дне, а теперь я обреченно скиталась по приютам и офисам, пытаясь защититься от родственницы мужа. Вскоре до нас дошли сведения, что свекровь пытается оспорить мой брак с ее сыном, утверждая, что мы якобы не успели официально оформить все законным образом или что в браке были фиктивные элементы, и потому мне ничего не полагается.
Я чуть не взорвалась от негодования, узнав об этом. Как она смеет принижать наши отношения? Мы были настоящей семьей, любили друг друга. А она, выходит, использует любые средства, чтобы объявить меня самозванкой. В разгар всех этих тяжб со мной связалась одна пожилая женщина, представившаяся бывшей подругой покойного отца моего мужа.
Оказалось, она узнала о моих попытках пересмотреть дело и решила рассказать, что ей давно было известно. Отец мужа умер при подозрительных обстоятельствах, но никто не хотел затевать расследование. У него обнаружили редкий яд в крови, но свекровь тогда замяла дело, сказав, что это была ошибка лаборатории.
Так все тихо и затихло. Возможно, она уже тогда была замешана в чем-то темном. Я слушала это с ужасом: получается, свекровь действительно могла убить собственного мужа, а теперь и сына? Все ради денег. Сколько человек могут пасть жертвой ее алчности?
У меня появлялись мысли отступить: а вдруг мне не по силам бороться с ней? Но я вспоминала мучительные сцены из больницы, где мой муж лежал перед смертью, его голос на диктофоне, и понимала, что не могу смириться, мне нужно идти до конца. В то же время я стала замечать, что за мной следят.
Несколько раз, выйдя из приюта, я видела припаркованную машину, в которой, как мне казалось, сидел тот самый мужчина. Возможно, свекровь наняла его, чтобы он выслеживал меня. Я сходила в полицию с заявлением об угрозах и преследованиях, но там посоветовали укрепить охрану и не гулять в одиночку.
Легко сказать, средств на охрану у меня не было. На фоне всего этого адвокат уговаривал меня использовать найденные материалы для ускорения уголовного дела. Но меня смущал один момент.
Флешка содержала зашифрованные файлы, к которым у нас не было доступа. А вдруг там еще более веские доказательства? Попытка взломать пароль с помощью местного компьютерщика пока ни к чему не привела. Нам нужен был более компетентный специалист.
Или, возможно, мы не доглядели, и пароль где-то записан в вещах мужа. Но все его вещи остались у свекрови в квартире. Туда мне не попасть, ведь свекровь сменила замок, да и навела там, наверное, уже порядок.
Однако судьба дала мне еще один шанс. Однажды вечером мне позвонила соседка по дому, где мы жили с мужем, и сообщила, что свекровь уехала, и, кажется, надолго. Соседка слышала, как свекровь говорила кому-то, что ее на несколько недель не будет, потому что она едет улаживать вопросы с наследством и продажей какого-то участка.
Она, видимо, была уверена, что я уже не появлюсь. Я поняла, что это, возможно, единственная возможность пробраться в ту квартиру снова и поискать улики. Конечно, это было противозаконное проникновение, но ведь формально квартира являлась собственностью моего мужа, а я — его жена.
Адвокат, узнав о моем плане, покачал головой и сказал: «Это рискованно, но, если решишься, будь осторожна». Я решила рискнуть. Не могу до сих пор объяснить, что двигало мной — отчаяние, жажда правды, чувство долга? Наверное, все сразу. Как в прошлый раз, я решила ждать у подъезда, пока не удостоверюсь, что в квартире никого нет.
Соседка сообщила, что видела, как тот загадочный мужчина тоже уехал куда-то. Но я не была уверена, нет ли в квартире охраны или сигнализации. Однако, подъехав к дому, я все же решила рискнуть.
Дверь, как я и предполагала, была с новым замком. Но у меня сохранился старый ключ, как ни странно, на этот раз он уже не подходил. Пришлось действовать иначе: я воспользовалась услугами взломщика, которого посоветовал один знакомый адвоката…
Да, это было нелегально, но я чувствовала, что другого пути нет. Когда дверь наконец отворилась, я ощутила прилив адреналина. В квартире царили холод и полумрак.
Я обвела взглядом коридор, где когда-то висели наши свадебные фотографии, теперь они были сняты. Вся обстановка выглядела еще более мрачно, чем в прошлый раз. Я быстро закрыла дверь за собой, чтобы никто не заметил, и начала методично осматривать комнаты.
Шкафы были аккуратно вычищены, в спальне не осталось почти ничего. Я заглянула в ту самую тумбу, куда муж складывал мелочи, но она была пуста. Посмотрела под кровать — старый чемодан исчез.
Я начала терять надежду, пока не вспомнила, что муж любил хранить копии паролей в каком-то нелепом месте, чтобы никто не догадался. Он говорил: «Нужно спрятать самую важную вещь на самом видном месте, так, чтобы никто и не подумал искать именно там». Я направилась в гостиную, к полке с книгами.
Это была единственная часть обстановки, которая не претерпела сильных изменений. Раньше у нас было много старых детективных и фантастических романов, которыми увлекался муж. Я начала доставать книги одну за другой и листать.
И вот в одном из томов, как я и надеялась, обнаружилась заложенная записка. На ней был набор букв и цифр — что-то вроде пароля. Я быстро переписала это в блокнот и, стараясь не терять времени, продолжила поиск.
Наконец я нашла еще один неожиданный тайник. Позади книги «Преступление и наказание» торчал конверт. В нем лежала распечатанная выдержка из медицинской карты мужа.
Диагноз — интоксикация неизвестного происхождения. Дата стояла всего за неделю до его смерти. Выходит, врачи подозревали, что это отравление.
Но свекровь тогда говорила мне, что это обычная простуда и проблемы с сердцем. Возможно, они скрыли результаты анализов под ее давлением. Увидев это, я уже не сомневалась, что муж погиб не случайно.
Теперь у меня были более веские улики. Не успела я перевести дух, как услышала за дверью шаги. Мурашки побежали по коже, кто-то возвращался, сердце застучало так громко, что, казалось, раздается на весь подъезд.
«Неужели свекровь?» — промелькнуло в голове. Или этот ее сообщник? Я метнулась к окну, но это был второй этаж, спрыгнуть я не решалась. Решив, что спрятаться больше негде, я тихо приоткрыла входную дверь, выглянула в подъезд — там была соседка, видимо, выходила на площадку. Мелькнуло облегчение, она-то меня не выдаст. Я вышла, прикрыв дверь, и тихо сказала: «Спасибо, что предупредили».
Соседка, понимающая, кивнула: «Поторопись», и я поспешила вниз. Думаю, у меня не было бы шанса выбраться, если бы это оказалась свекровь. Вернувшись в приют, я тут же поехала к адвокату, и мы попробовали ввести тот пароль в файлы на флешке…
На этот раз нам повезло, доступ открылся, мы увидели гигантский массив документов: переписка мужа с больницей, где указывались результаты его анализов, письма к какому-то специалисту по токсикологии, который предупреждал, что определенные лекарства могут влиять на сердце, вызывая аритмию и прочие осложнения, особенно при смешении с ядами на основе сильнодействующих растений. Там же были черновики писем мужу от неизвестного информатора, который рекомендовал держаться подальше от самого близкого человека, что звучало жутко двусмысленно.
Помимо этого, там была переписка касательно страховой выплаты на большую сумму, причем страховщик запрашивал подтверждение того, что муж здоров. Выходило, что моя свекровь оформила страховой полис на мужа, указав себя в качестве бенефициара, и сделала это без моего ведома. По датам это совпало с моментом, когда у мужа начали появляться первые признаки недомогания. Значит, она уже тогда все планировала. Адвокат, просматривая эти файлы, мрачно качал головой.
«Это не просто семейная драма, это серьезное преступление, и, если нам удастся убедить следствие, что ее муж, то есть отец твоего супруга, тоже погиб при схожих обстоятельствах, дело будет набирать обороты. Уверен, свекровь не остановится ни перед чем, поэтому нам нужно привлечь полицию к твоей защите». Я согласилась, потому что уже чувствовала реальную угрозу своей жизни.
Вскоре мы подали в полицию расширенные заявления с этими новыми уликами, и дело наконец сдвинулось с мертвой точки. Меня вызвали на допрос, я рассказывала все, что знаю. Следователь казался заинтересованным, он говорил, что, если мои показания подтвердятся, это может вылиться в громкий процесс.
Но я все еще боялась возмездия со стороны свекрови и ее таинственного мужчины. Однако время шло, и свекровь, похоже, узнала о том, что заведено уголовное дело. Она больше не шла со мной на контакт, перестала угрожать в открытую, может, решила залечь на дно или уехать из города.
Но я знала, что рано или поздно она проявится, особенно когда начнется дележка наследства, а тут еще могла всплыть ее возможная вина в двух убийствах. Я понимала, что под ударом могла оказаться я одна, без поддержки. Адвокат делал, что мог, но наши ресурсы были ограничены.
Все стало меняться, когда следователь смог найти тех врачей, которые осматривали моего мужа незадолго до смерти, и они дали показания, что тогда им действительно показалось странным состояние пациента. Но под нажимом родственницы, которую они описали как влиятельную особу, и каких-то третьих лиц они закрыли глаза на результаты анализов. Это встряхнуло официальные органы, и на свекровь стали смотреть пристальнее.
Подтвердились также документы, которые мы нашли, о страховом полисе, оформленном буквально за несколько месяцев до смерти мужа. Я начала хоть чуть-чуть верить, что справедливость есть, но осознавала, что судебный процесс может тянуться бесконечно, да и собранных улик может оказаться недостаточно, если хорошие адвокаты свекрови все сведут на нет. Кроме того, ее партнера, или любовника, а скорее соучастника, никто так и не арестовал, он просто исчез…
Полиция вроде как объявила его в розыск, но результатов не было. Я стала жить в напряжении, каждую ночь думала, что эти люди могут в любой момент попытаться заманить меня в ловушку. В один из вечеров, когда я уже почти отчаялась, мне позвонил следователь и сказал, чтобы я непременно явилась к нему.
«У нас есть для вас информация, касающаяся вашей безопасности». Я приползла туда чуть ли не с трясущимися коленями. Оказалось, что свекровь была задержана при попытке продать участок земли, который оказался записан на имя моего мужа. Она влезла в документы, изменила владельца задним числом, а при оформлении сделки всплыло несоответствие.
Риелторы заподозрили подделку и сообщили куда надо. Ее задержали. Теперь у меня появился шанс дать показания прямо в ходе уголовного производства.
Я была уверена, что в этот раз свекровь не сможет отвертеться. Но что меня пугало — того самого мужчины при ней не оказалось, он вновь скрылся. Свекровь была взбешена, очевидно, чувствовала себя брошенной и обманутой.
Я думала, что она попытается отречься от своих действий, свалить все на него. Но на допросе она начала говорить, что все это придумала я, что я сама подделала документы. Однако следователь, уже имея показания врачей и видеоматериалы, понимал, что это бред.
Мне сказали, что, возможно, ей грозит заключение. Но до приговора еще далеко, надо пройти много экспертиз. И самое главное, они до сих пор не могли раскрыть обстоятельства смерти моего мужа на сто процентов.
Эксперты говорили, что доказать отравление спустя месяцы сложно. Нужно эксгумировать тело, проводить специальные анализы. Я пребывала в шоке, когда услышала слово «эксгумация», ведь это означало вновь потревожить моего мужа, и мысли об этом разрывали душу.
Но ради правды и его покоя я согласилась. Наступил долгий, мучительный период ожидания результатов экспертиз. В то время я перестала скрываться в приюте, переехала в небольшую съемную комнату, но все еще боялась выходить одна на улицу.
Казалось, что тот самый сообщник может прийти за мной. Мой адвокат уверял, что, если свекровь под стражей, опасность снизилась. Но все равно мне было тревожно.
С каждым днем, проведенным в этой неизвестности, во мне росла тревога и желание бежать куда-то, лишь бы не ощущать этот груз на душе. Но я понимала, что обязана довести все до конца, раз уж начала. И все же ночью я часто просыпалась от кошмаров, где видела мужа, который просил меня остановиться, давая понять, что правда лишь принесет мне новые страдания.
Но днем я убеждала себя: это всего лишь сны, а в реальности мне нужно быть сильной. Когда экспертиза наконец дала результаты, меня вызвали в отделение, и там присутствовали не только следователь, но и коллеги из прокуратуры. Я понимала, что это что-то важное.
Они сообщили, что в останках мужа обнаружены следы редкого ядовитого вещества растительного происхождения, которое в сочетании с неправильными медикаментами могло вызвать сердечный коллапс. Это напрямую подтверждало мою версию о насильственной смерти. Но кто ввел этот яд? Свекровь продолжала отрицать, что причастна к этому, и говорила, что это клевета со стороны невестки…
Мой адвокат гневался, но судебный процесс требовал формальных доказательств прямой вины, нужны были свидетели, что именно она давала ему эти лекарства или подмешивала яд. Тем временем обнаружились новые детали. Оказалось, что отцу моего мужа несколько десятков лет назад тоже прописывали какие-то лекарства, впоследствии отозванные с рынка из-за побочных действий, которые при совмещении с определенными веществами могли быть смертельны, и при нем также был оформлен солидный страховой полис, выгодоприобретателем по которому числилась свекровь.
Адвокат настаивал на полном пересмотре и того дела. Но годы прошли, вероятно, многие документы уже утрачены. Тем не менее цепочка совпадений была слишком красноречивой.
Я стала ходить на судебные слушания, где свекровь сидела перед судьей с холодным лицом и злобно сверлила меня глазами. Порой я видела в ней такое омерзение, что мне хотелось покинуть зал. Я понимала, что она меня ненавидит за то, что я не сломалась и пошла против нее, но в глубине души меня мучил вопрос: неужели она изначально была таким чудовищем? Может, годы жадности и цинизма сломали ее душу? Ведь когда-то она тоже была молодой женщиной, вышла замуж, родила сына.
Какой путь привел ее к тому, чтобы собственноручно отнимать жизни ради наживы? Ответа у меня не было. Судебный процесс затягивался, слушания переносились, свекровь то подавала ходатайство, то меняла адвокатов, то заявляла новые версии событий. Я выдерживала все это, лишь изредка впадая в отчаяние.
Иногда казалось, что она и тут выкрутится, ведь официальные прямые улики против нее — косвенные. Да, яд обнаружили, но никто не видел, как она его подсыпала. Да, были видеозаписи, но их качество не идеальное, и она утверждала, что это монтаж или что она только обсуждала чужие слова.
Никто не находил того мужчины, который мог бы подтвердить ее причастность или взять все на себя. Адвокат уговаривал меня не сдаваться. И тут случился новый поворот.
Наша знакомая пожилая женщина, которая была подругой отца мужа, нашла старые дневники покойного, где говорилось, что он подозревал жену в неверности и в подстроенной автомобильной аварии. Там же были упоминания о каких-то тайных переговорах с фармацевтической компанией. Эти дневники передали следствию, и тот факт, что свекровь еще тогда могла быть замешана в нечистых делах, стал более чем вероятным.
Да, это по-прежнему были только косвенные улики, но они дополняли общую картину. Параллельно решался вопрос о моих правах на квартиру. Суд временно запретил свекрови распоряжаться имуществом мужа, пока идет следствие.
По просьбе адвоката мне разрешили туда вернуться. Но я сама боялась жить в этой квартире, ведь она вся пропитана воспоминаниями и ужасом. Но, раз уж формально мне дали такой шанс, я зашла туда, лишь чтобы забрать оставшиеся личные вещи.
Все выглядело еще более опустевшим: мебель частично вынесли, вещи пропали, какие-то коробки были открыты и раскиданы. Я прошлась по комнатам, касаясь стен, где когда-то мы с мужем смеялись, планируя нашу жизнь. Тишина окутывала меня, будто все хорошее ушло вместе с ним…
Тут я вспомнила, с чего все началось: со свекрови, которая вытолкала меня в лютый мороз, не дав даже одеться. Тишина, слезы жгли мне глаза, я попыталась взять себя в руки, ведь я знала: все это время я шла к одному моменту — моменту истины, когда свекровь либо сознается, либо будет уличена неоспоримыми фактами.
И вот настал день, которого я с одинаковым страхом и надеждой ждала. На очередном заседании был вызван свидетель, которого долго не могли найти. Им оказался тот самый мужчина, которого я видела со свекровью, ее сообщник.
Оказалось, он попал в больницу после аварии и лишь недавно пришел в себя. Видимо, это и остановило его от побега. Он дал показания, которые потрясли всех.
Рассказал, что свекровь действительно уговаривала его помочь убрать мужа, подменяя лекарства, чтобы добиться страховой выплаты, а когда все свершилось, обещала ему процент. Но потом она его кинула, испугавшись или решив, что лучше не делиться. По его словам, она была причастна и к преждевременной кончине собственного мужа много лет назад.
Он не видел процесса лично, но знал об этом из ее слов. Его показания были записаны под протокол, он заявил, что раскаивается, надеясь на смягчение. Я сидела в зале суда, чуть не теряя сознание от услышанного.
Никогда не думала, что доживу до такого дня, когда практически в лоб узнаю: моего любимого человека убила его собственная мать. Вокруг все гудело, как в тумане. Мне казалось, что сердце сейчас остановится, но где-то внутри шевельнулось облегчение: наконец правда выходит наружу, и свекровь не сможет увильнуть.
Она сидела побелевшая, то ли от ярости, то ли от шока, и злобно смотрела на него, говоря, что он все врет, что это клевета, но в суде уже имелись видеозаписи, результаты экспертиз и показания врачей. Дело было сделано. Теперь у присяжных не оставалось сомнений, что именно она стояла за трагедией.
Суд постановил признать свекровь виновной в умышленном убийстве сына, совершенном с целью получения страховой выплаты, и в покушении на незаконный захват имущества. Возможно, следствие продолжалось бы и по делу об отце мужа, но прошло слишком много лет, улик не хватало, хотя версия о ее причастности считалась более чем вероятной. Судьи приговорили свекровь к длительному сроку лишения свободы.
Мне оставалось лишь стоять в стороне и пытаться сдержать слезы, понимая, что никакой приговор не вернет мне мужа. Когда я услышала финальные слова судьи, мне захотелось упасть на колени от облегчения и безысходности одновременно. С одной стороны, я добилась справедливости, доказала, что смерть моего мужа была не несчастным случаем, а преступлением.
С другой стороны, жизнь моя уже не станет прежней. Человека, которого я любила, не вернуть, а память о пройденном кошмаре будет со мной всегда. Я вышла из зала, не дожидаясь дальнейших формальностей…
Честно говоря, мне не хотелось смотреть, как увозят свекровь. Все вокруг думали, что теперь я смогу спокойно унаследовать квартиру и прочие активы, но я понимала, что это не принесет счастья. Слишком много горечи я испытала в этих стенах. Вскоре я решила продать квартиру и уехать.
Но уехать не потому, что боялась, а потому, что здесь, в этом городе, все дышало воспоминаниями. Я хотела начать жизнь с чистого листа, хотя понимала, что раны еще долго не зарастут. Однако перед отъездом я еще раз зашла в нашу квартиру, где все и началось.
Та самая дверь, через которую меня вышвырнули в дикое декабрьское утро, те стены, за которыми я пряталась от свекрови и ее любовника. Я прошлась по комнатам, погладила стену, где когда-то мы с мужем планировали детскую, слезы катились сами собой. Мне вспомнились лучшие моменты жизни с ним: как мы смеялись, ругались по пустякам, мирились, планировали будущее. Я знала, что все это уже позади, но я чувствовала, что сделала то, чего он от меня ждал.
Я довела дело до конца и не дала свекрови уйти безнаказанной. Собрав остатки своих вещей, я перекрыла газ, выключила свет и вышла, закрыв дверь. Надо было резко оборвать эту страницу жизни.
Никакого знака прощания, никаких сожалений. Все, что я могла сделать для мужа, я уже сделала. Теперь мне предстояло жить дальше, шаг за шагом восстанавливая себя. И если что-то и согревало мою душу в этот момент, так это осознание, что правда все-таки взяла верх, пусть и такой страшной ценой.
